Жена и 31 добродетель - страница 20

Олдфорд Горсей надменно и гордо прошествовал в гостиную, где неожиданно по-отечески поприветствовал Амабель поцелуем в лоб и пожал руку сыну. Его просиявшая дочь была вознаграждена снисходительным похлопыванием по щеке. Затем он обосновался у пылающего камина, выжидая, пока остальные приезжие не познакомились и не поприветствовали друг друга.

Когда леди Эсмерелда одарила дочь и молодых теплыми объятиями, он пустился в многоречивые сетования по поводу отвратительной погоды и последней волне слухов и сплетен, касающихся якобы затонувшего корабля Георга II, на котором тот возвращался в Англию. Подключившиеся к разговору Херефорд и Арундел с жаром кинулись обсуждать последнее обращение принца Уэльского к парламенту об увеличении своего содержания.

Пока мужчины разговаривали, Амабель украдкой рассматривала приехавшие пары, вежливо отвечая на вопросы женской половины гостей. Хрупкая леди Джессолина и мощный рослый Херефорд выглядели странной четой, однако не вызывало никаких сомнений, что именно муж был под пятой своей энергичной жены.

Леди Шарлотта выглядела более вялой в сравнении с леди Херефорд и, соответственно, более спокойной, однако у Амабель сложилось впечатление, что ее взгляд может проникнуть гораздо глубже и увидеть намного больше. Герцог Арундел ей немного напоминал Джорджа. Он так же заглядывал в глаза маркиза Нортгемптона, будто бы выпрашивая вкусность. И на любое его телодвижение отвечал своим, достигнув потрясающей синхронности. Все рассуждения маркиза им принимались за несомненную истину, исторгая одобряющие восклицания и поддакивающие междометия.

Политические дебаты мужчинам, по-видимому, казались весьма разумным времяпровождением. Но когда эти разговоры продолжились и за ужином, леди Джессолина не выдержала и с возмущением воскликнула:

– Господа! Это просто невозможно. Херефорд, милый, ты и дома обсуждаешь это каждый божий день. И тут продолжается то же самое!

– В конце концов, это невежливо, – поддержала ее леди Шарлотта. – Среди вас столько дам, а вы все о политике, да о политике. Скука смертная.

Маркиз Нортгемптон поднял в поражении руки.

– Прошу прощения. Вы правы. Это было неучтиво с нашей стороны.

– Рыба просто изумительна, – заметила леди Эсмерелда, давая понять мужу, что она бы предпочла беседовать на нейтральные темы.

– У вас так много цветов, – проговорила леди Шарлотта, повертев головой в разные стороны.

– Слишком много и слишком дорого, – добавила Розалинда.

Амабель покраснела.

– Так романтично! – восторженно поддержала тему леди Джессолина. – Херефорд, милый, ты видел, как теперь ухаживают за молодыми женами?

Ее муж пробурчал что-то невнятно положительное, отпив вина из бокала.

– А может, это в честь чего-то знаменательного? – предположил маркиз, взглянув на сына. Тот невозмутимо продолжил есть.

– Знаменательного? – живо откликнулась неугомонная леди Херефорд.

– В каком смысле знаменательного? – глаза леди Шарлотты перебегали от одного собеседника на другого.

Леди Эсмерелда успокаивающе проговорила:

– Олдфорд, дорогой, сбереги свой вздох, чтобы остудить овсянку. (прим. авт.: английская поговорка, означающая, что не стоит вмешиваться в чужие дела)

Маркиз Нортгемптон внимательно посмотрел на Амабель, будто бы ожидая, что она сейчас же в чем-то признается. Но закаленная в борьбе с обстоятельствами юная жена стойко выдержала его взгляд. Невозмутимо отпив из бокала, она обратилась с толковым вопросом к леди Джессолине, направив течение разговора на балы и лондонские развлечения. Тема оказалась неисчерпаемой, и вскоре к этому разговору присоединились все сидевшие за столом. Обсудили красоты Олд-Спринг-Гарденз и целебные воды в Ислингтоне, затем перешли на новые тенденции моды и возникшему интересу к кружевным воротничкам. Казалось, гости благополучно отвлеклись от щекотливых вопросов, однако Амабель все время ощущала на себе пристальный взгляд старшего Горсея. Подбадривающий кивок Роберта и легкая улыбка немного ослабили ее напряжение, но она все равно чувствовала себя неловко.

Когда мужчины перешли на кофе и сигары в кабинет, дамы оказались предоставлены самим себе. Розалинда с леди Джессолиной и леди Шарлоттой немедленно пустились в пересуды последних светских сплетен, а леди Эсмерелда и Амабель, сев рядом, остались практически один на один.

Леди Горсей взяла невестку за руку и мягко проговорила:

– Как вы, моя дорогая? – Eе добрые глаза излучали теплоту и участие. – Мой сын с вами хорошо обращается?

– Он очень… обходителен, – слегка улыбнулась Амабель.

– Меня это радует, правда. – Она помолчала, потом продолжила: – Роберт мой первенец. О таком ребенке мечтает каждая мать. Добрый, послушный мальчик. Не без баловства, как водится, но я не видела в этом преднамеренной жестокости или грубости. Даже на выпады маленькой Розалинды он всегда отвечал только мягко и терпеливо.

Амабель про себя заметила, что это говорило о его незлобивости, но вряд ли способствовало правильному воспитанию дочери маркиза. Откинув мысли о Розалинде, она, воспользовавшись моментом, задала леди Эсмерелде мучающий ее вопрос.

– Но он мне кажется несколько замкнутым. Его трудно… разговорить, – Амабель чуть смутилась, задавая этот вопрос, так как осознавала его двойственность. Однако ее свекровь восприняла предмет разговора серьезно, по-настоящему задумавшись перед тем как ответить.

– Раньше он таким не был. Лет около двадцати он неожиданно стал очень рассеянным и отдалившимся. У меня сложилось впечатление, будто он пережил какое-то потрясение, но я не смогла добиться от него ответа. Он упорно уходил от этой темы, но мое сердце чувствовало, что тут что-то не так, что он что-то скрывает.