Тайна оберега - страница 20
– Почему он не шевелится? – испугано взглянула девочка.
– Успокойся, спит он. Можешь и сама ещё поспать, – посоветовала знахарка и отправилась помогать другим больным, но Таяна отдыхать так и не ушла.
День прошёл в обычных заботах, но вечером девчонка, несмотря на усталость, опять наотрез отказалась уходить ночевать в келью, а устроилась на своём тюфяке неподалёку от княжича. Всякий раз, когда он начинал стонать или бредить, заботливая сиделка просыпалась и смачивала губы раненого отваром, а убедившись, что он затих, возвращалась на свою солому.
На следующий день на пороге монастырской палаты появился Прохор Долматов. Хотя у боярина у самого была перебинтована голова и правая рука, держался он вполне уверенно, а увидев княжича, страшно обрадовался.
– Евсей! Господи, а я всё поле брани облазил! – поспешил Прохор к лежаку. – Уж и не надеялся живым сыскать! Ладно мужики подсказали, куда отвезли тебя.
Таяна, строго взглянув на мужчину, проговорила:
– Не слышит он, плох ещё.
Долматов нахмурился:
– Так что ж он здесь лежит, словно холоп безродный? Никто не заботится о княжиче, не присматривает.
– Как это не заботится? Я за ним хожу! – надула губки девочка.
– Тоже мне сиделка, – презрительно фыркнул Прохор. – Я его забираю. В Одинцово к сродственнику доставлю. Там и уход достойный ему будет.
– Тогда и меня бери! Не отпущу одного!
– Ну и зачем мне лишняя обуза? – удивлённо вскинув брови, хмыкнул Долматов. Тебе ещё сопли подтирать…
– Зря боярин напраслину наговариваешь, – вдруг вступился здоровяк, которому Таяна помогала добраться до телеги. – Да если бы не эта Муха, уж похоронили бы твоего княжича. Она ночей не спала, всё его выхаживала. Спасибо должен девчонке сказать, а не ругаться, – пристыдил воин Прохора.
– Всё равно лучше ему в доме боярском лечиться, – не сдавался Прохор, но вдруг услышал за спиной голос.
– Нельзя его тревожить.
Боярин обернулся и замер:
– Пелагея?! – напряжённо уставившись на женщину, выдохнул он. – И откуда ты здесь?
Знахарка, на некоторое время оцепенев, тоже, не отрываясь, смотрела в лицо боярина, но вскоре, придя в себя, усмехнулась:
– А ты похоронить меня успел, Прохор Алексеевич? – прищурилась Пелагея, но тут же строго поджала губы. – Нельзя пока княжича трогать. Вот придёт в себя, тогда и заберёшь. А лучше Таяны за твоим племянничком никто смотреть не станет, – с вызовом проговорила ведунья, и девочка, с благодарностью взглянув на неё, облегчённо выдохнула.
– И девку колдовству обучила? – зло зашипел Долматов.
– Дурень ты, Прохор, – покачала головой Пелагея. – Смотрю, как был дурнем, так им и остался, – и, неожиданно гордо вскинув подбородок, прикрикнула: – А ну, давай, ступай отсюда! Нечего заразу разносить! Как очнётся княжич, пришлю за тобой, – пообещала она. – Небось, у двоюродного брата остановился?
– У него, – буркнул боярин.
– Вот и иди! – кивнула на дверь Пелагея.
Одарив женщину настороженным взглядом, Долматов нехотя направился к выходу. Проводив незваного гостя, знахарка с досадой поморщилась и присела возле Евсея.
– Тётка Пелагея, а откуда ты Прохора Алексича знаешь? – захлопала глазищами Таяна.
– Да так… Давнее дело, – ничего не объясняя, вздохнула ведунья и, явно не желая говорить, взялась осматривать раненых.
Время летело быстро, и на пятый день Пелагея, сняв повязку с княжича, улыбнулась:
– Ну вот, рана чистая… не гноится больше. Сбегай-ка, Таянушка, в нашу келью, принеси корзинку. Там у меня другое средство припасено, – попросила она, и девочка тут же умчалась исполнять просьбу.
Пока женщина обмывала раны, Левашов вдруг глубоко вздохнул и открыл глаза. Растерянно осматривая незнакомое место, парень встретился взглядом со знахаркой.
– Странно, а мне птаха снилась… Будто она от меня огонь отгоняла, – прошептал он.
– Какая птаха? – не поняла Пелагея.
– Да, девчонка… найдёныш… Таяна… Снилось, будто иду я к свету яркому, а она меня за руку схватила… Глазищами сверкнула и сказала, что не пустит туда… и повела обратно. Вокруг огонь полыхает, тени мечутся. А она идёт, не боится… И огонь утих, и тени исчезли. Чудной такой сон…
– Ничего не чудной, – хмыкнула Пелагея. – Так оно и было. Тебя уж с мертвецами уложили, хоронить собрались. А Таяна сгубить тебя не дала. Она, сердешная, и выходила. Ночей не спала. А как совсем умается, вон там, на соломке, словно котёнок, свернётся клубочком и дремлет.
– Так где же она?
– Да сейчас прибежит, за снадобьями послала, – пояснила Пелагея.
Вскоре на пороге показалась Таяна:
– Евсей очнулся! – обрадовалась девчушка и, кинувшись к княжичу, схватила его за руку. – Я знала, что ты выздоровеешь! А они не верили!
– Оказывается, это ты, Птаха, спасла меня, – погладив маленькую ладошку, улыбнулся Левашов.
– Да что я? – смутилась Таяна. – Без Пелагееных травок я бы ничего не смогла … Только молилась всё время за тебя. Это ты меня тогда в лесу спас, – напомнила она.
– Выходит, не нашёл бы тебя мой пёс, и я бы сейчас света белого не увидел. Кстати, а где Гром?
– Да тут он, – благодушно фыркнула Пелагея. – У монастырских ворот вертится, людей пугает, страхолюдина такая. Всё норовит внутрь проскочить, – и вдруг вскинула брови. – Ах, разбойник! Видать, почуял, что ты очнулся. Смотри-ка! – кивнула она в сторону двери. Евсей перевёл глаза. На пороге, виновато поглядывая на знахарку, в нерешительности застыл пёс.
– Гром! – обрадовался Евсей, и собака, уже не обращая на Пелагею внимания, кинулась к хозяину и взялась вылизывать его лицо. Княжич пошевелился и тут же поморщился. Рана не давала о себе забыть.