Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэ - страница 134
времени. Характерно, что в повестях это отражается двояким способом. С одной стороны,
очень краткий временной промежуток в Ином мире может соответствовать необычайно
долгому периоду в мире этом Средневековые тексты и современный фольклор изобилуют
повестями, где рассказывается о человеке, вернувшемся из краткого, как ему кажется,
путешествия в зачарованный мир и узнающем, что все его современники давным-давно
умерли, а имя его забыто или сохранилось среди легенд. Ступив на землю, или обняв
своего внучатого племянника, или отведав пищу реального мира, он превращается в
горсть праха, будто умер он много столетий назад. С другой стороны, целая жизнь,
прожитая в Ином мире, порой оказывается всего лишь мгновением земной жизни. Так
Нера, проведя в сиде три дня, находит своих товарищей за той трапезой, которую они
готовили, когда он их оставил, а Бекфола, которая ранним воскресным утром выходит из
дома, оставив своего мужа, короля Диармайда, еще спящим, проводит день и ночь на
зачарованном островке посреди озера, а вернувшись, видит, что муж ее только что
проснулся. Время в Ином мире также «иное», оно и длиннее, и короче времени нашего
земного мира. 06 этом же парадоксе говорится во Втором Послании св. Апостола Петра
«у Господа один день, как тысяча лет, а тысяча лет, как один день» (3:8).
«Это стена рая, в котором ты обитаешь, — говорит Николай Кузанский, — и дверь
туда стережет высочайший дух разума, который не даст войти, пока не одолеешь его.
Тебя можно видеть только по ту сторону совпадения противоположностей, но ни в коем
случае не здесь». Назначение мифологии — смутить этого высочайшего духовного
стража, чтобы живущий в конечном мире человек мог заглянуть в бесконечность,
лежащую за пределами космоса. Слияние противоположностей и иных несоединимых
вещей дает стимул к постижению и переносит дух к вратам Иного мира. В валлийской
повести о Ллини Ван некий юноша видит на поверхности озера прекрасную женщину.
Чудесный мост протягивается через разделяющие их воды, когда он предлагает в дар
женщине символ соединения противоположностей — хлеб, одновременно испеченныйи
неиспеченный, — и совершает следующий подвиг, различив тождественное, т.е. узнав
ее рядом с сестрою, в точности на нее похожей. Женщина остается с ним до тех пор, пока
он не наносит ей «три беспричинные пощечины», и обстоятельства, в каких он наносит
пощечины, показывают, что он не способен понять универсальность парадокса, которым
ее завоевал. Первую пощечину он дает своей сверхъестественной жене, когда она
отказывается участвовать в обряде крещения, который разрубает связь человеческого
существа со сверхъестественным. Вторую — когда она плачет на свадьбе, а третью —
когда она смеется на похоронах. Неожиданное открытие, что в глазах
сверхъестественного радость и печаль сходятся — и на свадьбах, и на похоронах, —
оказывается для него шоком, но эта истина не высвобождает его дух, вместо этого он
пытается задавить ее и навязать богине свой однобокий образ мыслей.
Тонкая грань между оппозициями, по сути, имеет тот же смысл, что и опасные мосты,
ведущие к цитаделям Иного мира, — мост узкий, как лезвие бритвы, или мост-качели,
одолеть который можно лишь «героическим» прыжком на его середину. Это пространство
между острыми лезвиями, вздымающимися на пороге и за дверью великанова замка, это
проход между Сциллой и Харибдой. Ирландские поэты считали, что euse — «мудрость»,
«поэзия», «знание» — открывается именно на кромке вод. Такие линии, не имеющие
ширины, символизируют сверхъестественное в мире пространства, и в современном
фольклоре изгнанные души находят пристанище в беспространственных зонах — «меж
пеной и водой» или «меж деревом и корой». Во времени тот же феномен представлен на
стыке двух годов или двух сезонов, а порою это некое «сейчас», которого никогда небыло
и не будет и которое все же есть
Аналогичным образом объекты, о которых можно сказать, что они «не то и не это или и
это и то», имеют таинственные сверхъестественные свойства. Магическая сила росы
(собранной на рассвете, ни днем ни ночью, майским утром, когда зима уже кончилась, а
лето еще не наступило), безусловно, проистекает из ее двойственности — этои не
дождевая вода, и не морская, и не вода из реки или колодца. Вот и омела тоже не куст и
не дерево. Как растение, растущее не из почвы, она попадает в ту же переходную
категорию, что и «муж, не рожденный женщиной» или «поросята, не рожденные
свиньей» Она не поддается классификации и потому свободна от ограничений, присущих
любой дефиниции. Недаром в одной из песней «Старшей Эдды» рассказывается, что все
растения на земле поклялись не причинять вреда сыну Одина Бальдру и лишь омела,
которая «не это и не то», оказалась свободна от этой клятвы и могла быть использована
для убийства светлого бога. В народных обрядах человек, если он становится под веткой
этого дерева, которое и не дерево вовсе, освобождается от всех условностей он получает
право на любую вольность. В свою очередь он сам оказывается лишен какой бы то ни
было защиты условностей и должен исполнить все, что от него потребуют. Мы
предположили, что, вмешиваясь перед своей гибелью в ссоры двух воинов, Кухулин не
