Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр) - страница 114

Я взял документ и прочитал:

«Я, виконт Анн де Керуэль де Сент-Ив, служивший под именем Шамдивера в армии Бонапарта, а позже — бывший под этой же фамилией военнопленным в Эдинбургском замке, заявляю, что я не знал моего дяди, графа де Керуэля де Сент-Ива, не ожидал от него ничего и не был им признан, пока мистер Даниэль Ромэн не отыскал меня в Эдинбургском замке, не снабдил меня деньгами для бегства и не привез ночью и тайно в Амершем. Далее, что ни раньше этого вечера, ни позже, мои глаза не видели дяди, что когда я пришел к нему, он лежал в постели, по-видимому, в состоянии полного старческого истощения. У меня есть основания предполагать, что Даниэль Ромэн не сообщил ему всех обстоятельств, сопровождавших мое бегство, главное же, моего отношения к смерти одного из узников, Гогелы, бывшего квартирмейстера двадцать второго полка»…

Достаточно этого образчика. Он весь состоял из искаженных фактов, вызывавших мысль о моей преступности. Я прочитал его до конца и бросил на стол.

— Извините, — сказал я, — но что, по-вашему, должен я сделать с этой бумагой?

— Подписать ее.

Я засмеялся.

— Еще раз извините, хотя вы и в подходящем костюме, но мы не разыгрываем оперетки.

— А вы все-таки подпишите бумагу.

— Ах, вы мне надоели! — Я сел и перекинул ногу через ручку моего кресла. — Не перейти ли нам к вашему следующему предложению, ведь у вас, конечно, оно наготове?

— Конечно, — весело согласился он. — Внизу стоит Клозель, а в гостинице «Золотая голова», там, подальше, на этой же улице, полицейский эскорт.

Мое положение было нехорошее. Но если бы вначале у Алена и была возможность напугать меня, чего я не признаю, он испортил бы ее, раздражив меня. Я не спускал с него глаз и думал; и чем дольше я думал, тем лучше понимал, что в его игре был какой-то слабый пункт, и что моя задача заключалась в том, чтебы отыскать это слабое место.

— Вы сказали, что предупредили мистера Ромэна. Нам, членам одной семьи, неприятно касаться обстоятельства, которое я сейчас затрону. Но, скажите, помните ли вы ответную угрозу Даниэля Ромэна?

— Пустяки, мой юный господинчик! Тогда она, правда, подействовала; я был неподготовлен. Низость, самая чудовищность и безосновательность его обвинений, все вместе поколебало мой рассудок.

— Значит, это была безосновательная угроза?

— Лучшее тому доказательство, что, несмотря на мое открытое презрение и полное невнимание к его словам, адвокат и рукой не пошевелил.

— Вы хотите сказать, что дядя уничтожил улику?

— Ничего подобного, — запальчиво ответил Ален. — Я говорю, что улики никогда и не существовало.

Глядя на него, я спокойно сказал:

— Ален, вы лгун!

Его лицо, покрытое белилами, потемнело от прихлынувшей крови; с проклятием он двумя пальцами вынул из жилетного кармана свисток и сказал:

— Довольно, не то я сейчас призову полицию.

— Хорошо, хорошо, окончим беседу. Вы говорите, что этот Клозель донес на меня?

Он утвердительно кивнул головой.

— В настоящее время солдаты империи не ценятся в Париже.

— Их так мало ценят, что общественное мнение не возмутилось бы, если бы все Шамдиверы перебили всех Гогела и были за это расстреляны или гильотинированы. Я забыл, что, полагается за ваше преступление, и вряд ли общество пожелает спросить об этом!

— А между тем, — заметил я, — до казни должно многое совершиться; например, произведут следствие, будет суд… в той или другой форме… но, конечно, со свидетелями. Возможно, что меня оправдают.

— Я даже допускал этот невероятный случай, но смотрю дальше. Откровенно говоря, мне не кажется вероятным, чтобы английские власти отдали имение графа де Керуэля де Сент-Ива беглому бонапартисту, подвергшемуся суду за убийство товарища и, на свое счастье, оставшемуся под сомнением.

— Позвольте мне, — сказал я, — приоткрыть окно дюйма на два. Я не собираюсь выкинуть вас на улицу, по крайней мере в данную минуту; бежать я тоже не попытаюсь. Говоря правду, вы внушаете желание немного освежить комнату. А теперь, мосье, вы уверяете, будто держите в руках негодного Клозеля? Разыграйте же низкую роль. Раньше чем я разорву эту нелепую бумагу, дайте мне взглянуть на физиономию вашего союзника.

Я вышел за дверь и крикнул вниз:

— Госпожа Жюпиль, попросите моего второго гостя подняться сюда.

Потом я снова подошел к окну и стал смотреть на грязную сточную канаву, которая уносила к Сене следы красок из какой-то красильни. Стоя так, я услышал шаги, которых я ждал.

— Простите меня за это вторжение…

— Э! — (Если бы не прозвучал человеческий голос, а мне в спину попал заряд, я не мог бы повернуться быстрее). — Мистер Ромэн!

Действительно, в дверях стоял он, а не Клозель. Еще и до сих пор мне не известно, кто из нас двоих, Ален или я, смотрел на него с большим недоумением, хотя, полагаю, в цвете наших лиц была заметная разница.

— Господин виконт, — подходя, сказал Ромэн, — совершил замену. Я решаюсь произвести другую, оставив господина Клозеля внизу; он слушает доводы моего доверенного клерка — Деджона, и мне кажется, я могу сказать (он слегка засмеялся), что эти доводы произведут известное действие. Судя по вашим лицам, господа, на мое появление вы смотрите как на какое-то чудо. Однако, по крайней мере, господин виконт мог бы понять, что это самая простая, самая естественная вещь в мире. Я дал вам слово, виконт, что за вами будут наблюдать. Ну, разве удивительно, что, узнав о ваших стараниях выменять пленника Клозеля, мы стали следить также и за ним; проследили за ним до Дувра, и хотя, по несчастью, опоздали на пароход, все же попали в Париж вовремя, чтобы увидеть сегодня утром, как вы вдвоем вышли из вашей квартиры… Потом, зная, куда вы направляетесь, мы попали на улицу Фуар и успели понять все ваши намерения. Но я слишком забегаю вперед. Господин Анн, мне поручено передать вам письмо. Когда, с разрешения господина Алена, вы его прочтете, мы возобновим наш маленький разговор.