Виктор Вавич - страница 188

Санька прижался к стене.

- Мамиканян! - хрипло позвал кто-то сзади. И стало тихо, только ровношагал прямо на солдат Мамиканян. Санька без дыхания смотрел вперед. Вот ужсолдаты смотрят, один голову пригнул.

- Кто идет!.. Обзывайся! Стой! - солдат с винтовкой наизготовку: -Стой! Мамиканян стал.

- Оружие есть? - обступили. Тащут! Тащут из-под бурки. - Стой! Изэтого самого его!

Мамиканян черной доской стоял недвижно. "Неужели?"

- Мамиканян!!! - заорал Санька, и заорала вся глотка на всю улицу, и втот же момент грохнул выстрел и следом второй. Санька видел, как рухнулМамиканян, и вся кровь бросилась в глаза, и Саньку несло вперед, чтобврезаться, разорвать! - и вдруг нога запнулась, и Санька с разлету стукнулплечом в тротуар. И темней, темней становится в голове. И отлетел свет.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Велосипеды

В ОТДЕЛЬНОМ кабинете в "Южном" - и дверь на замке, и штора спущена -Виктор сидел на диване. Расстегнул казакин, и стала видна рубашка - белая врозовую полосочку. Через стол в рубашку глянула Женя, прокусила конфету, исироп закапал на платье.

- Ой, все через вас! - крикнула Женя и привскочила со стула.Сеньковский схватил в комок салфетку, стал тереть, больше тер по груди,нажимал с силой.

- Хы-хы! - Болотов с края стола давился куском, держал обе горсти урта, раскачивался. - Как вы... того... с женским полом... по-военному.

- Э, а то не так бывало, - Сеньковский бросил под стол салфетку, сел,- а то... - он погрозил Жене пальцем, - мы и пришпилить умеем.

- Пришпилить! - и Болотов совсем сощурился. - Озорник, ей-богу!

- Гвоздиками! - и Сеньковский присунул лицо к Жене. Женя глянула иперевела по скатерти взгляд на Виктора. Виктор взялся за ус. - Жидовочек! -крикнул Жене Сеньковский. - И жидов тоже. Ух, погодите, мертвымпозавидуете! - И Сеньковский застукал пальцем по столу.

- Я жидовка, чего с жидовкой возитесь? Шли бы себе до русских. А что?Еврейка слаще?

- Конфета, скажите! - и Вавич выпятил губу.

- Может, горчица? - и Болотов налег на стол и глядел то наСеньковского, то на Виктора. - А? - И вдруг один зароготал, откинулся,закашлялся. - Тьфу!

- Не! - и Болотов хитро сощурил глаз. - Не! Теперь вам повадки небудет. Теперь и мы поумнели. Жиды друг за друга - во! Огнем не отожжешь. Амы теперь тоже - союз! - И Болотов вскинул сжатым кулаком и затряс ввоздухе. - Союз! - Болотов встал. - Союз русского народа! Православного! -Болотов грузно поставил кулак на стол и вертел головой. И вдруг ляпнулпальцами по столу как скалкой: - Наливай! Витя! Наливай распроклятую. И ей,пусть пьет. Хочь и подавится.

Виктору пришлось полстакана.

- Требуй еще! - кричал Болотов. - А вы бы, прости вашу мать, - Болотовмахал пальцем чуть не по носу Жени, - сидели бы вы смирно, ни черта бы!Целы были бы. А то забастовки! Ну? Несет он? - крикнул Болотов в двери. - Ато я одного екатеринославского хохла спрашиваю, как, спрашиваю, забастовкау вас-то была? А он говорит, такую, говорит, забастовку зробили, говорит,что ни одного жида не засталося. Ни одного, говорит... Вот это молодец -сразу две приволок, - Болотов стукал ладошкой в донышко, выбивал пробку.

- Куда? Куда? Стой! - Сеньковский ловил Женю. - Ну, садись! Подругу?Пошлем. Звони! - кивнул он Виктору, а сам давил Жене пальцы. Женярванулась, юркнула вокруг стола, села Виктору на колени, ухватила подмундиром рубашку.

- Чего он мне пальцы выкручивает? Нина, Нина! - кричала она: в дверяхстояла высокая блондинка, тяжелая, с густо намазанными бровями. Брезгливоотвела вбок крашеную губу. Подняла плечо.

- За царя, отечество и веру православную! - возглашал Болотов и, стоя,глотал водку из стакана. - Тьфу! - сплюнул Болотов и помотал головой. -Бо-же, царя... - затянул Болотов. - Встать, встать, все встать! Боже, царяхра-ни! и! - и водил рукой, будто кота гладил. Оркестр за стеной сбавилголоса, Виктор тянул тенором, не попадал. - Ура! - крикнул Болотов. Он,стоя, ткнул вилкой в селедку, будто ударил острогой. - Во! И я пошел!Пошел, ребята, не могу. Дай поцелую! - и он тянул к себе через стол Вавича.- Гуляйте. А что? Дело молодое, а супружница в последнем интересе. Пошел я!

- Только ты, Сеньковский, смотри... - Виктор шатнулся и ткнул плечомСеньковского. - Вместе гуляли и не лягавить! - Виктор остановился на мокройпанели и поднял палец. Сеньковский глядел через плечо.

- Пошли! - и он дернул Виктора за рукав. - Зюзя! Под фонарем стал.

- Ты за Женю на меня не обижайся, - Виктор икнул.

- Да с Богом, вали. Не жалко.

- Нет, не то "не жалко", - Виктор опять остановился, он толкалСеньковского. - Нет, ты той не налягавь... - Виктор старался поймать глазаСеньковского. - Ва-Варе... она, я говорю... не любит, чтоб с такими...

- Боится, чтоб не занес чего, - и Сеньковский мазнул глазами черезВикторовы глаза. Повернулся, оставил Виктора.

Коротко позвонили четыре раза. Санька вскочил и пошел отворять. Он ещеприхрамывал простреленной ногой. Больше по привычке уже, а еще больше длядорогой памяти. Но горничная уже отворила, и в двери просунулось сперваколесо велосипеда, легко вздрогнуло на пороге на упругой шине, и следомпротиснулся человек с черными глазами - одни глаза эти и увидел Санька.Глаза ясно, твердо вошли в Саньку, и на миг Санька отшатнулся. Потом глазаотпустили, и Санька увидел, что человек небольшого роста и очень хорошоодет. С тоном одет, а не франтовато. А вон тоже с велосипедом, Подгорный