Виктор Вавич - страница 190
поддерживается законность в государстве, народоправство делается правовым.Самодержавие народа в издании им для себя законов, то есть во властизако-но-дательной, - Тиктин глянул на жену, на Таню.- Ну-ну! - и Таня стукнула каблучком под столом
- Законы, которые определяют форму правления, права властей,учреждений, их обязанности и взаимные отношения называются основными иликонституцией. Она устанавливается на долгое время, и все остальные законыдолжны вытекать из нее. Таким образом, всякое свободное, - громко прочелэто слово Тиктин, - государство должно быть правовым, а следовательно, икон-сти-ту-ционным
И он хлопнул ладонью по листу
- Хорошо, хорошо, а дальше! Дальше-то что?
- Свобода слова! И печати, - Тиктин ткнул Таню глазами, - являетсяпрямым следствием признания свободы совести
- Слушайте! Перейдемте туда, - сказала Анна Григорьевна, - а то здесьсейчас накрывать будут
- Нельзя минуточку? - досадливо сморщился Тиктин.
- Ведь смотри сколько, - Анна Григорьевна поддела пальцем листы
- Эх! Ну ладно! - Тиктин сбросил пенсне, подобрал листы и, не глядя нина кого, прошел в кабинет, запер за собой дверь.
- Ну, я пойду! - и Таня встала. - Спасибо, только что пила. Честноеслово.
Рыбкой
ВИКТОР качнулся и толкнул Фроську.
- Спит? Свет, говоришь, горит? Фроська сдергивала рукава шинели.
- Папаша? Какой папаша? А! Приехал?
Виктор раскидистой походкой пошел по коридору, повернул лихо ручку,распахнул дверь, шагнул и качался, держась за ручку
Петр Саввич сидел у Груниной постели, подобрал ноги под стул иаккуратно переплел руки на груди
Он минуту глядел на Виктора и молча, с улыбкой кивал головой
- Здрасс-сте - Виктор все еще боялся отпустить дверь Петр Саввичподнялся и протянул обе руки, зашагал к Виктору
- Здравствуй, здравствуй! По письму по твоему прикатил! - он положилВикторову руку к себе на ладонь, а другой прихлопнул с размаху. Сунулсяпоцеловаться. Но Виктора качнуло назад. Поцелуй не вышел Груня спускаланоги с кровати В желтом капоте Исподлобья глядела на Виктора, на отца.
- Откуда же? - и Петр Саввич выпустил Викторову руку - Гуляли? - и шаготступил назад
- Чай пить будешь? - Груня смотрела в стену на ходу
- А непременно, не-непременно. Очень рад. С начальством, - сказалВавич, когда Груня вышла, и моргнул бровями.
- Да-да, - говорил Петр Саввич торопливым голоском, - знаю, знаю. Этоуж как же Не откажешься тут. Тут уж конечно. Куда деться?
- Хочешь служить, - вдруг громко вышло у Виктора, - и другим хочешьдать служить, - Виктор с закрытыми глазами наклонил голову, - так уж, - ион вдруг строго глянул на старика, - не отказы-вайся! - и Виктор помахалпальцем перед носом у Петра Саввича. Даже чуть хлопнул по кончику. -Служить надо уметь, - говорил Виктор в столовой, откинулся на кресле. Ивдруг глянул на Груню. Груня тяжелыми глазами глядела из-за медного чайникас того конца стола. - А чего? - Виктор подкинул подбородком на Груню. -Теперь, голубушка, уметь надо. А не шляпой... какой.
Петр Саввич покачивался на стуле и тер в такт коленки. Он глядел наВиктора и мигал меленько.
- Пей да ложись, лучше будет, - сказала хмуро Груня, - наслужился. -Груня запахнула крепче желтый капот, встала, вышла из комнаты.
Петр Саввич поднял брови и чуть дернулся головой за Груней и скорейзамигал на Виктора. Нагнулся.
- Женщины не понимают, - прошептал Петр Саввич.
- А чего там? - громко говорил Виктор. - Очень просто. Вон пятьчеловек городового охраняют, а я один... один хочу. - Виктор сел в креслебоком. - А почему охрана - понятно: запросили городовых-то! Ах, грабят! Ах,режут! Ой, гевалт! - кричал Виктор. - Что? Не вкусно? Пожалуйста - вот вамгородовые, так умейте беречь. А то бьют, как баранов, на каждом углу, а всесмотрят. Когда вот жидов стали бить, так "ой-вей, где городовой?" Городовойпусть ото всего... ото всего народа пусть заслонит, - и Виктор растопырилруки. - А когда городовых стреляют, так это так и надо! Кто ж загородового-то! - орал Виктор.
Он встал. За спиной Фроська затворила дверь из коридора.
- Спит как бы, быть может, мешали, - сказал Сорокин шепотом.
- Спать? А сейчас спросим! - и Виктор криво застукал в дверь - кГруне.
У Груни было темно.
- Мешаем? Спать, спрашиваю, мешаем? - громко, с треском спрашивалВиктор.
Никто из темноты не ответил.
- Как угодно-с! - Виктор повернул назад, дернул дверь. Дверь отскочиланазад, возился, запирал. А тут Петр Саввич все шепотком:
- Да и мне с дороги... того, ко сну, что ли, вроде. Виктор еще раздернул дверь:
- Как угодно-с.
Он сел на свое место. Петра Саввича не было.
- Как угодно-с, - сказал вполголоса Виктор один в столовой и вытащилтолстую папиросу "Реноме". И звенело в ушах.
- А и черт с вами, - громко сказал Виктор в пустой комнате, подцепилдвумя пальцами графинчик, опрокинул горчицу и пошел к себе. Свет так иоставил гореть. - Пожалуйста, не мое это дело.
Он зажег свет у себя и стал пристраивать на стол графинчик, и вдругписьмо. Нитяным незнакомым почерком адрес. А черт с ней - просительница.Виктор сел в кресло. А как она, Женя-то! На диване ловил, а она рыбкой -раз! раз! Наши не могут, наши коровы.
- Хоть дои! - сказал вслух Виктор. - Доить впору. - И вспомнил, какимвесом прошла Груня в желтом капоте. - А ты рыбкой, - шептал Вавич. И вдругстрашно стало, что Сеньковский разболтает. А не от нее ли письмо? А вдруг?И Виктор схватил конверт и быстро вскрыл.
Ровными паутинными буквами крупно записан лист.
..."Дорогой Виктор, Витя, дитя мое родное. Не удивляйся, это мама тебе