Виктор Вавич - страница 192
Полтинник этот на водку. Филипп не допил, а еще полбутылки , дажеменьше, осовеет, будет только плеваться по углам и харкать. Мычать ихаркать. А потом сразу повалится спать и папироски не потушит.
- Филя! Голова болит? - Наденьке хотелось, чтоб с ласковой жалобойсказал, что болит - ведь, наверно, болит. Наденька накинула на голову шаль.
- Да иди ж ты! - Филипп обернулся, сморщился.
Надя вышла - на сырой темный двор, на веселый ветер - торопливый,замашистый. На ветру побрякивала пустая кляшка на соседских дверях.Наденька стукнула.
- Не заперто, входи! Кто? - и морщится в темноту старуха от плиты икрепко пахнет жареным луком.
- Добрый вечер, - у Нади простой ласковый голос.
- А что надо? - старуха в сковородку смотрит и мешает, скребетножиком.
- Полтинника у вас не найдется до завтра? Старуха и не повернулась.
- ...до утра, - прибавила Надя. - Нету, может быть, - говорит Надясочувственным голосом и даже двинулась идти.
- Почему нема? Есть в мене полтинник. И рубль есть. - И все ковыряетножиком. - А не дам! - и повернулась всем лицом. - Краля!
- Так и скажите, что...
- А как тебе говорить? Ты кто есть такая? Лахудра! Наденькаповернулась, не сразу открыла, возилась с щеколдой.
- Иди, иди, жалейся своему хахарю! Тьфу! Лук через тебя, шлюху...
Наденька хлопнула за собой дверью.
- Ты мне побросайся чужими дверями! Забастовщики!
Наденька, не помня ног, шла по коридору. Два голоса бубнили в комнате.Наденька с размаху распахнула дверь. Филипп на ходу обернулся:
- Ну?
Гость смотрел со стула на Надю с любопытством.
- Я не могу! - и Надя кинула срыву шаль на кровать.
- Тьфу! - Филипп с силой плюнул, как стукнул об пол. Надя схватилашаль, бросилась вон.
- Да стой ты! - кричал вдогонку Филипп. - Чего ты?
Наденька шла все быстрей, быстрей, стала перебегать перекрестки, аветер мотал шаль, завевал в лицо, теребил подол, а Надя будто не чуялаветра, а только крепче била ногой, когда дуло навстречу.
- Ну вот, гляди! - говорил Филипп. - Это я ее полтинник послалспросить, - и Филипп кивнул большим пальцем за спину. - Ну не дала, кдругой поди. Скажи, большое дело.
- Нервная вполне, - говорил гость и поворачивал в руках фуражку.
- Не нервная, а хочешь по-нашему, по-рабочему, так и вались ужпо-пролетарски. А мы-то? Сами-то? Мы-то, я говорю, как? Понятно не дает, -через минуту говорил Филипп, - знают все тут, что я без делов.
В это время дверь входная звякнула, и шаги женские быстрые покоридору. И Филипп и гость смотрели на дверь. Дверь отпахнулась, истаруха-соседка закричала с порога:
- Дверями еще швыряются. Через вас, через вас, сволочей, Гришка мой востроге гниеть. А через кого? Сманули черти собачьи, а теперь дверямихлопать ей? Да? Ты скажи ей, скажи своей лярве, что я ей, шлюхе...
- Да я тебя, сука... - Филипп рванулся на старуху. Гость поймал зарукав, Филька вывернулся на месте. - Рухлядь твою в смерть!
- Докажу на всех, на всех, кто вы есть, сволочи! - кричала старуха изкоридора и звякнула во всю мочь дверью.
Трубочка
КНЭК сидел за столом и весь присунулся к лампе. Он щурился и морщился,разглядывал на просвет трубочку: стеклянную, запаянную трубочку сжидкостью, с круглой пулей на дне.
Он привстал, взял в руки лампу и чуть не спихнул со стола маузер, чтолежал на правом краю.
- Не, не годится, Анелю.
Анеля совсем низко присела и глядела снизу то в лицо мужу, то натрубочку.
- Перекалено стекло! Я пускал из рук, с высоты аршина, то не должныбыть трещины. От! Смотри! - Кнэк подставлял Анеле трубку и крепким холенымногтем показывал, где трещинка.
Анеля кивала головой.
- Нет, смотри, вот и другая! - перевел ноготь Кнэк. - Человек идет насмерть - снаряд должен быть вернее смерти. Ты как думаешь, Анелю? А споднятых рук, пусть и без силы брошу - трубка должна вовсе разбиться.Непременно, наверно. Одна из трех наверно. Как курок. Вот это.
Кнэк положил на стол трубку и быстро взял с подоконника толстую книгу,толстую, как словарь.
- Вот это я упущу сейчас на пол из рук, и тут пять фунтов динамиту, ия не боюсь, что будет несчастье.
Кнэк шагнул на середину комнатки. Он держал снаряд за корешок навытянутой вниз, руке. Анеля шагнула к Кнэку и крепко положила ему на плечоруку, наклонилась поспешно к нему и отставила вбок легкую ногу. Зажмурилаглаза.
- Вот! - сказал Кнэк, и снаряд-книга тяжело стукнул об пол. Анелявздернула вверх руку. - А если я вот так высоко подыму, - Кнэк нагнулся,поднял снаряд над головою, - и если сейчас брошу, то наверное здесь ничего,ничего не останется.
Анеля серьезными глазами смотрела вверх на книгу, Кнэк бережно положилснаряд на место.
- А все трубки надо отпустить. Это я сам. Ставь чайник, Анелю.
Пусть убивает
БАШКИН из передней уже слышал, что много народа у Тиктиных в столовой:голоса, и поверх всех бьет бас Андрея Степановича:
- Еще раз повторяю... еще раз повторяю...
На звонок высунулись в коридор Анна Григорьевна и Санька. Санькапрошел живыми шагами и, как поздоровался, так и взял за руку и повел прямок себе в комнату. Повернул выключатель, притворил дверь.
Башкин ходил из угла в угол и кланялся туловом в такт шагу. Сморкался.
- Что за таинственности? - сказал Башкин все еще в носовой платок ибоком глянул: Санька сидел на кровати, расставил колени и что-то больно ужкруто упер локоть в колено и уродовал в пальцах папиросу.
- Да просто... - Санька глядел в пол. - Меня просил вам передать одинчеловек, что он вас при первой встрече убьет. - И Санька на секунду глянул
