Похищенная страсть - страница 26

— Все почти готово. — Ее голос срывался от волнения. — Мне хотелось, чтобы ты это увидел. Благодаря тебе все это увидят люди. Произведения, прославляющие историю и красоту страны. Все, что было скрыто от них так долго. Теперь каждый сможет насладиться искусством.

Фелипе был поражен. Не столько искусством и ее работой, сколько степенью увлеченности. Счастьем, которое она испытывала. Почему она так счастлива? Почему счастлива здесь, с ним? Довольна, что он поручил ей эту задачу, при этом лишив привычного дома? Он не понимал ее.

И не понимал, почему она так рада, не понимал ее страсти к искусству. Которое, как ему казалось, существует только потому, что это красиво, на это приятно смотреть. Красота всегда казалась ему легкомысленной, в его жизни ей не было места.

— Иди сюда, — позвала Брайар. — Они поставили стол в моем любимом зале.

— А какой твой любимый?

— Там, где импрессионисты. — Она остановилась, довольная, что он задает подобные вопросы.

— Почему? — не унимался он, следуя за ней по длинному коридору в большой зал с картинами.

Стол с яствами и приборами был сервирован в центре. И никаких свечей. Его это не удивило. Она бы не стала подвергать произведения искусства опасности быть сожженными.

Озадаченная, она ответила:

— Я не знаю. То есть знаю, но трудно объяснить. Это проникает мне в душу.

Ее слова нашли отклик в его душе. Он представил, как гладит ее темную кожу, чувствует ее всем телом, проникает в нее. Фелипе никогда не испытывал ничего подобного. У него было множество женщин, ни с одной не сложилось таких ощущений.

— Эти изображения лишены подробных деталей, — объясняла она. — Они не идеальны, я бы даже сказала, неряшливы, хаотичны. Однако если смотреть на картину в целом, она прекрасна.

— Почему это направление искусства так трогает твою душу? Ведь ты совершенство, принцесса.

Она задумалась.

— Полагаю, хочется думать: если когда-нибудь я стану не такой, какой хотела бы себя видеть, найдется человек, который отступит на шаг назад и попытается увидеть мою красоту.

— Ты всегда будешь красивой. Иначе невозможно.

— Ты говоришь о внешнем виде. Но для меня не это главное. Мои родители, которые остались в Нью-Йорке, приняли меня в семью, когда сами уже были немолоды. И любили меня. Вели себя так, будто я им родная дочь. У них никогда не было собственных детей. Но они испытывали постоянную тревогу за меня. Поэтому я делала все возможное, чтобы они меньше волновались. Из чувства благодарности мне всегда хотелось быть для них самой лучшей.

— Это подвиг. Пытаться быть совершенством, чтобы оправдать собственное присутствие. Ни один ребенок не должен так себя вести.

У него всегда была цель существования, ведь он наследник отца. А потом к этому добавилась и вторая, тайная цель — исправить то, что совершил отец против своего народа.

Интересно, что она пыталась быть самой лучшей для родителей, не зная, что от нее зависит судьба целого королевства, и у нее есть мать с отцом не только в Нью-Йорке, но и в Верлорене. От нее все скрывали.

Он презирал свою роль и роль в этом своей семьи. Своего отца. Тут не было ничего нового. Отец губил жизни.

— Я не могу вспомнить ничего другого. Так было всегда. С тех пор, как начинаются мои воспоминания.

— Ты можешь вообразить что угодно. Если бы не могла, тебе бы не нравились эти картины.

— Да, возможно.

Замолчав, она проводила его к столу.

— Если бы ничего не знал, решил бы, что ты хочешь соблазнить меня.

— Да. — Она улыбнулась и поднесла к губам бокал вина.

— Для этого тебе не нужно вообще ничего предпринимать, просто покажи себя, и все.

Ее выражение лица изменилось, взор подернулся туманом.

— Это касается только меня или справедливо для всех женщин, с которыми ты это делал?

— Я никогда не делал это с другой женщиной. О, конечно, у меня были любовницы, Брайар. Но я никогда, заметь, никогда не общался с женщинами вне спальни.

— Никогда?

— У тебя тоже никогда не было отношений. Почему тебя так настораживает то, что у меня их не было?

— У меня никогда не было «сексуальных» отношений. Меня настораживает это слово. Ты был физически близок с кем-то и никогда не имел отношений.

— Ты часто используешь слово «близость» для обозначения сексуальных отношений, а для меня секс сам по себе мало что значит. — По выражению ее лица он видел, что ей неприятно. — В прошлом, — добавил он более мягко, чувствуя ответственность за ее эмоции.

— Значит, я отличаюсь от других, — произнесла она с надеждой, и он в очередной раз удивился, почему она связывает с ним свои надежды.

— Тебе так важно быть особенной.

И вдруг он понял все, что она говорила в том числе про импрессионистов.

— Каждая женщина хочет быть особенной для своего любовника. — Она вертела в руках бокал, наблюдая, как в нем плещется темная жидкость.

— Да, в этом все дело. — Он положил свою руку на ее. — Ты больше чем просто любовница. Ты станешь моей женой. Будешь иметь больше власти, играть более важную роль, чем какая-либо другая женщина.

Она улыбнулась, явно обрадовавшись. Он был счастлив доставить ей удовольствие и не мог вспомнить, когда последний раз радовался чужому счастью. Кроме отдельных моментов. Он смутно помнил, как пытался подбодрить мать, которую обижал отец. Рассмешить ее. Будто выходки маленького мальчика могли нивелировать действия тирана.

Он и не смог. Это понятно. Если бы смог, мать была бы с ним, не выбросилась из окна. Он дотронулся до манжет рубашки. Нет, его усилий оказалось недостаточно.