Связанные ночной клятвой - страница 16
Сама невинность и безмятежность.
Андреа подошел к дивану, но Иззи не пошевелилась. Аккуратно поправив плед, он прикрыл ей ноги, убрал прядь волос с лица, заправив за ухо. Она благоухала эфирными маслами, которые он выбрал в качестве фирменного аромата своей сети отелей.
Он испытал укол разочарования от того, что она не проснулась, когда он вошел в номер, и только сейчас осознал, как сильно ждал возможности затащить ее в постель. Ему очень нравилось, что она ему сопротивлялась, бросала, как дротики, оскорбления прямо в лицо. Ему нравилось дразнить ее, наблюдать, как она краснеет, как вспыхивают ее глаза. Она ненавидит и одновременно хочет его. И это чертовски сексуальное сочетание.
Он стал отходить, когда она внезапно вскочила.
— Что ты делаешь?
— Я прикрыл твои ноги пледом.
Вскочив с дивана, Иззи туго завязала халат, и ее щеки порозовели.
— Ты уже поела?
— Я была немного голодна, так что тебе придется заказать себе еще еды.
Андреа достал бутылку шампанского из ведерка со льдом.
— Налить тебе?
— Это может показаться странным, но у меня нет настроения праздновать. — От ее кислого тона могло бы свернуться молоко.
Откупорив бутылку, он наполнил два фужера.
— Ты должна выпить. За то, что стала богатой. Замужней и богатой.
Ее глаза вспыхнули, она поджала губы, когда брала бокал шампанского. На мгновение ему показалось, что она сейчас запустит им прямо в лицо.
Иззи слегка нахмурилась.
— Это если мы продержимся до конца дистанции. Как я могу быть уверена, что ты не передумаешь до истечения шести месяцев? Ты ведь сам любезно заметил: мне есть что терять.
Андреа дотронулся пальцем до ее щеки.
— Тебе придется довериться мне. Правда, дорогая?
В ее глазах промелькнуло странное выражение, и она убрала его руку от своей щеки, будто отогнала надоедливую муху, чуть не расплескав при этом шампанское.
— Не трогай меня. Ты мешаешь мне думать. К тому же я просила не называть меня «дорогая». Здесь никого нет, кроме нас. Это совершенно лишнее, а кроме того, чертовски раздражает.
— Напротив. Тебя раздражает как раз то, как сильно тебе нравится, когда я тебя так называю. Впрочем, тебе нравится многое из того, что я с тобой делаю, но ты слишком горда, чтобы признать это.
Она поставила бокал.
— Я иду спать. И нет, это не приглашение присоединиться ко мне.
Андреа тоже поставил бокал, подошел к ней и взял за руки.
— Я не стану к тебе приставать, Изабелла. Мы займемся любовью, только когда ты дашь мне разрешение. Клянусь.
Она не пыталась вырваться, выражение ее лица слегка смягчилось, напряженные мускулы расслабились, глаза потеплели.
— Я по‑прежнему не понимаю, почему ты сделал это. Почему захотел жениться именно на мне. Ведь в этом нет никакого смысла.
Он все еще держал ее за руки, слегка массируя.
— Помнишь, я говорил тебе, что этот брак для меня тоже удобен? У меня идут переговоры о слиянии отелей, а у владельца отеля есть падчерица‑подросток, которая неровно ко мне дышит. Я подумал, если у меня будет жена, проблема устранится сама собой, по крайней мере, пока не пройдет сделка по слиянию. Временный брак между нами казался идеальным решением обеих наших проблем.
Выражение лица Иззи стало таким, будто она съела что‑то невкусное.
— Как жаль, что ты не додумался жениться семь лет назад, когда я к тебе приставала.
— Тогда я видел, что ты задумала. Ты хотела опозорить отца. С моей стороны было бы неправильно заводить с тобой роман. И не только из‑за моего партнерства с твоим отцом, но и потому, что ты была слишком молода и упряма, чтобы построить нормальные взрослые отношения.
— Он всегда заставлял меня чувствовать себя неполноценной, глупой и бесполезной, — с горечью призналась Иззи.
Андреа нахмурился. Неужели она говорит о человеке, которого он хорошо знал по деловой хватке и восхищался широтой его души?
— Твой отец?
Она вырвалась из его объятий, ее глаза метали молнии.
— Я не хочу об этом говорить. Во всяком случае, не с тобой.
— Почему не со мной?
— Ты не поверишь мне, вот почему.
Андреа всегда знал, что в личности Бенедикта Бирна таились темные стороны. Именно поэтому пару последних лет он от него дистанцировался, знал, что Бенедикт считает себя отцом своенравной дочери, но никогда не спрашивал Иззи прямо, каково это — быть дочерью такого отца.
— Мне бы хотелось, чтобы ты все рассказала, Изабелла. Для меня важно знать, почему ты считаешь, что он тебя не ценил.
Ее взгляд стал настороженным. Подозрительным.
— Важно для тебя? Почему? Ты ведь и так считаешь меня испорченной, эгоистичной и избалованной, не ценившей сделанное отцом. Нет, спасибо. Доказывать что‑то тебе — все равно что кирпичной стене.
Андреа понимал, что Иззи не сразу научится ему доверять. Их отношения всегда были напряженными, поэтому нужно проявлять осторожность. Ему вдруг показалось, что в прошлом он слишком скоро осудил Иззи, безусловно приняв сторону ее отца, поверил тому, что тот рассказывал о своей дочери.
— Мне жаль, что ты думаешь, будто я не выслушаю тебя, если расскажешь о чем‑то важном. Твой отец не был идеалом. Со временем я стал немного отстраняться от него, потому что он слишком давил на меня. Я соболезновал ему, когда он потерял твою маму и брата.
Иззи неровно вздохнула и с горечью обронила:
— На людях он слыл этаким образцовым отцом. Зато когда мы оставались одни, от него исходило лишь неодобрение. Он говорил, что я не такая умная, как мой брат Хэмиш, слишком толстая или слишком худая, недостаточно уверенная в себе. И так далее. Мне никогда не удавалось угодить ему. Никогда.