Ген бессмертия - страница 179

      — По рукам, — и он отключился.

      Сразу перезвонил Теодору.

      — Проблемы? — вместо приветствия.

      — Нет. А как ваше самочувствие?

      — Твоими молитвами, неплохо. Говори, что ты хочешь.

      — Чтобы вы рассказали Императору о своем самочувствии. Он тоже должен за вас порадоваться.

      — Рискуешь… мальчик. Николя вцепится в тебя зубами, как Волк. Вряд ли ты переживешь эту встречу.

      Вряд ли. Но фейерверки я заслужил.

Глава 17

Кай

      Наташа разулась и прошла в комнату, цветущая от встречи. Я сидел на краю кровати, в последний раз наслаждаясь ее удовольствием.

      — Почему ты попросил Руслана подвезти меня? Все в порядке?

      Она подошла, села прямо на пол и уткнулась лицом мне в ладонь. Второй рукой я погладил ее волосы.

      — Да. А у тебя как день прошел?

      — Ноги болят, — прохныкала она, так и не поднимая головы. — Светлана Александровна так зверствовала. Мне кажется, она очень недовольна, что теперь всем заправляет Руслан.

      — А я давно тебе говорил — увольняйся. На твое место желающих найдется море.

      Она подняла счастливое лицо и уточнила с долей ехидцы:

      — Надеюсь, ты говоришь только о моем рабочем месте?

      Как же я к ней привык… Сможет ли она и когда-нибудь потом так улыбаться? Но иногда нужно быть жестоким. Сейчас для этого самое время.

      — Наташ, я должен тебе многое сказать. И тебе это не понравится, - она уловила в моем тоне серьезность и отодвинулась, продолжая сидеть на полу в ожидании.

      — Ты рассказывала о том, что с тобой произошло в детстве… — она нахмурилась. — Это был я.

      Удивление сменилось непониманием. Я не стал дожидаться возгласов недоверия и протестов, а просто начал:

      — Послушай все. Это займет много времени… Я, как и многие прочие, не был ни плохим, ни хорошим человеком. Я просто жил, любил одних и презирал других, совершал хорошие и плохие поступки, наслаждался самодовольством, мучился совестью или оправдывал себя. Так и было. Пока я не умер. Мою смерть звали Каем…

      Я не скрывал ничего, а она только менялась в лице, время от времени отрицательно качая головой, но не перебивала. После рассказа о гибели ее отца, пришлось продемонстрировать ей клыки и красные глаза, чтобы сомнений в дальнейшем уже не оставалось. Она вскочила, но я внушением успокоил ее — не слишком сильно, только чтобы предотвратить истерику. Все остальное она уже слушала, не глядя на меня, съежившись возле стены.

      Закончив, подошел к ней. Она дернулась, будто от боли, и закрылась руками. Решил, что еще рано, нужно дать ей время на осмысление. Кажется, выторгованной недели может оказаться и недостаточно.

      Оставив ее в покое, сел у противоположной стены и ждал. Она не плакала и ничего не говорила — так и сидела, обняв колени руками и уронив на них голову. Всю ночь. Многие часы, не меняя позы. Как и я. Двое в темной комнате, ощущая присутствие друг друга физически. А я слышал, что сердце ее бьется теперь ровно, но она по-прежнему не спит.

      Рассвело, а я начал беспокоиться. Она же человек — у нее есть потребности, которые нужно удовлетворять, да и мышцы уже должны болеть невыносимо. Поэтому, не меняя собственного положения, позвал тихо:

      — Наташ?

      Еще пятнадцать минут тишины.

      — Зачем ты мне это все рассказал?

      — Ты имеешь право знать, кого любишь на самом деле. Потом тебе станет легче.

      Она вскочила резко, но тело подвело. Рухнула на пол и застонала. Я не шевелился.

      — Макс говорил мне… Макс практически все мне говорил, а я… — она будто пыталась заплакать, но у нее это не получалось. — Мне нужно к Максу… — она неловко поднялась на четвереньки. — Мой телефон…

      — Наташ, он приедет через несколько дней. Я звонил ему.

      Она снова замерла.

      — Зачем?

      — Он должен убить меня. Если ты сама не захочешь это сделать.

      Она снова попыталась подняться на ноги.

      — Я… — все-таки одна слеза пробила себе дорогу. — Я не знаю… Я… не смогу…

      Прижала ладони к лицу и замычала — как-то тихо, безысходно. Еще несколько минут.

      — Кай… Ты сказал, что можешь… усыпить… Сделай это, а то я сойду с ума.

      Я мгновенно оказался рядом, но она даже не вздрогнула, поймал взглядом ее зрачки. Она уснула через долю секунды. Перенес на кровать, заметив, что она будто постарела лет на двадцать за эту ночь, переодел в домашнее. Сам лег рядом. Я ведь и не думал, что это будет легко? Когда проснется, заставлю ее поесть. Она сильная, она справится.

      Проснувшись, Наташа по привычке прижалась ко мне теснее и поцеловала в грудь, еще не до конца придя в ясное сознание. Но через секунду отпрянула, села и судорожно задышала. Надеюсь, инфаркт ее не хватит. Наверное, истерику все же нужно пережить — может, и зря я ее вчера сразу успокоил. Нервам нужна разрядка. Но она почему-то продолжала молчать.

      Я встал, стараясь не касаться ее трясущегося тела и пошел готовить завтрак. За последние несколько месяцев это стало уже практически ритуалом, бытовой ситуацией, которая, по всей видимости, должна была сегодня ее потрясти больше всего остального. Наташа неотрывно смотрела на меня.

      Выставив все на стойку, я направился к ней, и теперь она вздрогнула, но я поймал ее руку и мягко потащил за собой. Она не упиралась, просто повиновалась моим действиям. Усадил и пододвинул к ней тарелку с омлетом. Себе я готовить не стал — теперь отпала необходимость делать вид, что тоже нуждаюсь в пище. Она нехотя съела маленький кусочек, а потом потянулась за кофе. Где, кровавые куличики, взрыв? Разве не должна она хотя бы запустить в меня тарелкой и истошно кричать, чтобы я немедленно сдох? Но вместо этого она почти спокойно спросила: