Сладкое зло - страница 113
Нет. Они не могли этого сделать. Мой отец и трое его соседей по столику наблюдали за происходящим с вежливым равнодушием, не болтали и не смеялись с остальными. Я хотела, чтобы отец это остановил; он, видимо, почувствовал мой взгляд, потому что повернул голову и посмотрел в мою сторону. Из его карих глаз ко мне полетело полное злости предостережение — не говори ни слова!
У меня задрожала челюсть, и я прикусила нижнюю губу. А отец повернулся назад к сцене.
— Что же это будет, Герлинда? — Рахав взмахнул рукой над тарелками. — Умрешь ли ты быстро, или тебе предстоит корчиться от боли, пока яд пожирает стенки твоего желудка? — Он с улыбкой взглянул на торт. — Смерть от шоколада. Готов спорить, ты и не мечтала о таком сладостном конце.
— Возьми шоколад! — закричал кто-то из повелителей, и вот уже весь его столик выкрикивал свои варианты, как будто на игровом шоу.
Чувствуя сильную тошноту, я в странном оцепенении сползла на самый краешек стула. У Герлинды была надежда — она могла выбрать неядовитую пищу. Я хотела переглянуться с друзьями, но не могла оторвать глаз от сцены. Отец наклонился на стуле немного вперед и почесывал двумя пальцами щеку. Он украдкой бросил на меня быстрый взгляд, а пальцы продолжали двигаться вверх-вниз, неестественно. Два. Два. Сигнал. Его глаза опять метнулись ко мне, а затем — к столику с едой.
Вторая тарелка не отравлена! Отец знал о моей способности, отличавшей меня от остальных испов. Я умела мысленно влиять, и больше никто из повелителей об этом не знал. Никто меня не заподозрит. Я надеялась, что до сцены достаточно близко.
— Пора выбирать, — промурлыкал Рахав. Повелители разбились на группы, и каждая скандировала свой вариант, а духи-демоны над нашими головами прыгали, предвкушая удовольствие. — Что же ты выберешь, Герлинда? Какой вкус станет последним на твоих губах перед тем, как ты встретишься с нашим высокочтимым владыкой?
Она сломалась и лишь мотала туда-сюда головой, с плачем повторяя — Nein, nein, nein.
— Вторая тарелка, Герлинда, — мысленно приказала я ей. — Возьми гамбургер!
— Выбирай же, а не то я выберу за тебя, — сказал Рахав, которому надоело слушать вопли Герлинды; они уже сделались совсем неразборчивыми. — Догадываешься, что это будет?
Герлинда с трудом подняла вилку и, трясясь всем телом, воткнула ее в лимонный пирог. Нет! Повелители, которые болели за пирог, радостно закричали, остальные засвистели и зашикали.
— Давай же, chérie. — Рахав улыбнулся. — Кушай с удовольствием. А мы с удовольствием посмотрим.
— Не пирог, Герлинда! Нет! Бургер! Он не отравлен! — Я так навалилась на столик, что он поехал, и я чуть не упала вперед. Герлинда со стуком уронила вилку, прижала пальцы к вискам и зажмурилась.
— Хорошая девочка! — сказала я ей. — Вторая тарелка. Вот эта.
Тяжело дыша, она взяла бургер, и Рахав нахмурился. Болельщики пирога злобно взвыли, а болельщики бургера издали победный клич.
Герлинда поднесла бургер ко рту — выражение лица у нее было при этом такое, как будто это живая крыса. Сделала глубокий вдох, взяла себя в руки. И откусила.
Весь зал замер. Она жевала и жевала, наклонившись над столиком. Надкушенный бургер она положила обратно на тарелку и время от времени прикрывала рот рукой, чтобы не выплюнуть еду. Потом проглотила то, что было во рту, и, тяжело дыша, положила обе руки на столик.
Прошла, казалось, вечность, и наконец, Герлинда выпрямилась и подняла подбородок. Она не глядела ни на кого из повелителей — только прямо перед собой. Она выжила.
Когда это стало понятно, среди повелителей поднялась буря недовольства — их лишили зрелища, на которое они так рассчитывали! Они вскакивали с мест, трясли головами, что-то выкрикивали друг другу. Я села в нормальное положение и закусила губу, чтобы не улыбаться. Мы это сделали!
Рахав поднял руку, призывая других повелителей к тишине. Они успокоились и переключили внимание на сцену. Рахав снова сцепил руки за спиной и медленно описывал круг около Герлинды.
— Считаешь, что ты умная девочка? Или что тебе просто повезло? А? — Она не отвечала, лишь по-прежнему смотрела прямо перед собой невидящими глазами. Рахав приблизился и встал с ней рядом.
— Тебе ведь обещали год, верно? — Герлинда молчала. — Жаль только, что мы не отличаемся честностью.
Он просунул руку за спину, вытащил пистолет с глушителем и приставил ей к виску. Зал затих, но радость повелителей и духов была почти осязаемой. Герлинда зажмурилась, рука Рахава, лежащая на спусковом крючке, напряглась.
— Нет!
Мой внезапный бунт поразил меня саму не меньше, чем любого другого, кто был в тот момент в зале. Я в ужасе прижала к губам пальцы обеих рук, а все головы повернулись к нам. Мои друзья словно окаменели и смотрели прямо перед собой. Я опустила руки, понимая, что прятаться поздно. Я сама себя обрекла.
— Кто дерзает возвысить свой голос на этом священном собрании? — произнес Рахав.
Я поднялась, держась за край стола, и лишь молилась, чтобы друзья не повторили мою ошибку и сумели промолчать.
— Это моя. — Отец тоже поднялся, на его мрачном лице читалось напряжение и раздражение. — Она еще только учится. Мне следовало лучше ее подготовить. Наши обычаи непривычны ей.
— Быть может, и так, брат Белиал, — ответил Рахав, — но за вмешательство и неподчинение девчонок необходимо проучить.
— Согласен. И позабочусь об этом. Прошу тебя, давай закончим это собрание и вернемся к делам, которые ждут нас там, снаружи. — Он показал вверх, в сторону города, а потом повернулся в мою сторону и смерил меня свирепым взглядом. — А ты сядь, и держи рот на замке.
