Сладкое зло - страница 34

Позже, все еще в Арканзасе, мы въехали в грозу — самую страшную, какую я когда-либо видела. Небо было черным от туч, а капли дождя так колотили по крыше машины, что казалось, с неба сыплются камешки. Время от времени сначала вспышки молний, словно чужое солнце из кошмарного сна, озаряли землю, затем без промедления ее сотрясал гром, и мы опять возвращались в темноту.

Будь на месте Каидана кто-нибудь другой, я, возможно, и перепугалась бы, но с ним, к своему удивлению, чувствовала себя спокойно. Ощущение безопасности было ложным — ведь уберечь нас от урагана Каидан не мог. Но он продолжал вести машину, используя усиленные зрение и слух, в то время как остальные водители съехали на обочину и остановились. Буря, казалось, бушевала несколько часов.

После Литл-Рока гроза перешла в обычный дождь, потом в легкую морось. Тишина, наступившая после бури, казалась мне какой-то подозрительной, я почти ждала, что сейчас на нашу машину налетит непонятно откуда взявшийся смерч и сметет ее с дороги. Но вместо этого моим глазам открылось зрелище, от которого у меня перехватило дыхание.

— Смотри! — Я показала вперед, на огромную сияющую радугу, перекинувшуюся через все небо. Дома мне не раз случалось видеть радугу, но не такую большую, и она всегда была частично скрыта деревьями, а здесь — полная дуга от горизонта до горизонта!

— Угу, — только и ответил Каидан, мельком взглянув на чудо.

Всё в этой поездке производило на меня гораздо более сильное впечатление, чем на него.

— Твой отец знает, что ты поехал со мной?

— Нет. Сегодня утром он уехал раньше меня, и перед этим мы пообщались всего минуту. Я только предупредил его, что собираюсь прокатиться вместе с одной очень упрямой девственницей, и все. Он похвалил меня за усердие, хотя, по его мнению, не стоило бы тратить столько времени на одну девушку. Отец надеется, что она будет вести себя хорошо и потеряет девственность к концу поездки.

Я пробормотала:

— Надеюсь, он будет вести себя хорошо, когда тебе придется его разочаровать, — и скрестила руки на груди.

Каидан в ответ самодовольно ухмыльнулся, и мне страшно захотелось сказать ему что-нибудь, что прогонит с его лица эту ухмылку.

— Как там племянница Мариссы вчера вечером? Тебе понравилось с ней?

Сработало — Каидан мгновенно помрачнел и отрывисто буркнул:

— Нет.

Я не стала расспрашивать его дальше, но про себя отметила, что надо будет узнать, что там за история.

К тому моменту, как дождь окончательно прекратился, снаружи уже совсем стемнело. Мы еще раз поели — сумка-холодильник почти опустела. Пожалуй, Патти повезло, что я девочка, — на прокорм мальчика ей бы в жизни не заработать.

— Наверное, нам пора уже останавливаться на ночь, — сказал Каидан. Я молча кивнула.

— Поселимся в разных номерах?

У меня засосало под ложечкой. Я не собиралась позволять себе никаких вольностей с Каиданом — зачем же заставлять его еще и платить за удовлетворение моей чрезмерной скромности и строгих требований Патти? Это было бы и несправедливо, и расточительно.

— Можно и в одном, если там будут две отдельные кровати, — предложила я. — А Патти ничего не скажем, если она прямо не спросит.

— Вполне честно.

Он свернул на въезде в Уэбберс-Фолс и нашел единственный в городе мотель. Он назывался «Сияющий доспех», но впечатление производил, мягко говоря, не блестящее. Меня это не волновало, а вот Каидан, судя по всему, забеспокоился.

— Как-то тут подозрительно.

— Не беда, — уверенно заявила я, хотя очень живо представляла себе ночь в обществе нескольких клопиных семеек.

Каидан пошел регистрироваться, а я осталась в машине и позвонила Патти рассказать, где мы и как у нас дела. Она жаждала знать все подробности, касающиеся Каидана, и рассказала, какой он хороший, а еще про радугу и про его аппетит — тут Патти развеселилась. Когда мы уже прощались, Каидан вернулся в машину с пластиковой карточкой-ключом.

— Хорошо, Патти, счастливо! Позвоню тебе завтра.

— Счастливо, милая! Спокойной ночи. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю. Пока.

К этому моменту я уже немного освоила этот аппарат, так что отключилась самостоятельно, после чего вернула телефон Каидану. Он помедлил и спросил:

— Вы всегда это говорите?

— Что говорим? — не поняла я.

— Что вы… любите друг друга?

— А, да. Всегда.

Каидан задумчиво кивнул и забрал наши сумки с заднего сиденья. Мы вдвоем вошли в гостиницу и двинулись по коридору, сосредоточенно разбирая цифры на дверях. «Наверное, — думала я с грустью, — он никогда никому не говорил этих слов и ни от кого их не слышал — ну, кроме девочек».

В крохотном номере мы, не разбирая сумки, скинули обувь и повалились каждый на свою кровать. Каидан выбрал место у окна, а я у перегородки, за которой находилась ванная. Беглый осмотр углов насекомых не выявил.

Вскоре мы оба развернулись на кроватях лицом друг к другу. Каидан начал играть одним из своих ножей, и я приподнялась на локте, чтобы лучше видеть. Меня передернуло от страха, когда он раскрутил нож на ладони, быстро провел его между пальцами и еще раз завертел на костяшке среднего пальца.

— Мне страшно, когда ты так делаешь, — сказала я.

— Вижу. Но ты не беспокойся — я с семи лет так играю и ни разу не порезался.

— С семи лет?

— Я тогда впервые подрался в школе — с братом девочки, которую поцеловал на детской площадке. И отец дал мне нож с пружинным лезвием, предупредив, чтобы я учился защищаться, потому что мне еще не раз придется драться.