Сладкое зло - страница 35

— Он что, хотел, чтобы ты пользовался оружием в школьных драках? С другими детьми?

— Нет-нет. Только чтобы я мог себя защитить, когда стану старше, — как сейчас.

— Это он тебя научил?

— Нет, я выучился сам. Просто много практиковался. Отец не пользуется оружием — по крайней мере, физическим. Если он попадает в опасное положение, то выпутывается с помощью влияния. И его охраняют духи-демоны.

— А тебе приходилось пользоваться ножом?

— Несколько раз, не часто. — Его тон был легкомысленным, как будто речь шла о совершеннейших пустяках. — Только ранения в мягкие ткани. Мне не нужно никого убивать. Не мой грех.

Он подмигнул мне и закрыл нож. Пора сменить тему. Я спросила:

— Тебе было страшно, когда обострялись чувства и организм сходил с ума?

Каидан перевернулся на спину, сунул руки под голову и скрестил ноги.

— Именно страшно? Нет, не было. Но я знал, что происходит. А ты, как я понимаю, нет?

Я покачала головой — нет, не знала, — и он продолжил:

— Первые пять лет моей жизни отца в ней считай что не было, но перед тем, как мне исполнилось шесть, он приехал домой на неделю и стал объяснять: с тобой произойдут сверхъестественные изменения, ты будешь отличаться от обычных людей, — Каидан передразнил серьезную отцовскую интонацию. — Рассказал, как научиться контролировать новые чувства, какие преимущества они дают. И я быстро учился, потому что… потому что хотел его порадовать.

— А что отец — радовался твоим успехам?

Каидан скривился, глядя в потолок.

— Если и да, то я об этом ничего не знал. Но когда мне исполнилось тринадцать, он стал чаще бывать дома и постепенно вовлекать меня в свои дела. Я считал, что отец мной доволен. Чувствовал себя полезным.

— Ну, а кто тебя воспитывал в промежутках — у тебя была няня?

Я представила себе добрую Мэри Поппинс, которая поет маленькому Каидану «Чтобы выпить лекарство, ложку сахара добавь».

— Много нянь. Но у всех мысли полностью занимал отец — он умел этого добиваться. В среднем они держались у нас по полгода. Больше года не проработала ни одна. Как только очередная няня начинала слишком активно распоряжаться, отец находил ей замену. Ему легко надоесть.

Вот тебе и ложка сахара! Во мне поднялось знакомое возмущение в отношении отца Каидана — такое же чувство я испытывала, когда думала и о собственном отце. Каидан посмотрел в мою сторону.

— А тебе и правда стоило бы научиться управлять эмоциями.

Я еще не успела привыкнуть, что кто-то видит мои эмоции как цвет.

Телефон Каидана снова загудел. Я с отвращением вытаращилась на аппарат. Должно быть, выражение моего лица выглядело комично, потому что Каидан улыбнулся и спросил:

— Хочешь, чтобы я его выключил?

— Да, прошу тебя. А то ведь он всю ночь покоя не даст.

— Совершенно верно. — Каидан отключил телефон, который при этом издал сигнал, и положил на тумбочку. — Какое чувство твое любимое, малышка Энн?

Энн. Он назвал меня уменьшительным именем. Обычно я сердилась на такое обращение, но тут оно меня согрело.

Я задумалась над вопросом. Вообще я не считала свои особые чувства чем-то, от чего можно получать удовольствие, тем более мне никогда не приходило в голову их сравнивать и пытаться понять, что мне нравится больше. Слишком трудно было отделаться от воспоминаний о тех страданиях, которые они мне причинили своим появлением.

— Запахи, — стала я размышлять вслух, — бывают совершенно чудесные. Если, конечно, не попадется скунс или что-нибудь в этом роде. Или зрение — это полезно, можно издалека читать дорожные знаки и все такое прочее…

Каидан смерил меня скептическим взглядом.

— Ты ими вовсе не пользуешься, так ведь?

— Пользуюсь, но редко. Предпочитаю прикидываться нормальной.

— А почему?

Я пожала плечами. Как это он так уверенно обо мне рассуждает? Даже страшно. А Каидан продолжал:

— Ты даже не упомянула осязание.

— Да. А хочешь, угадаю? Это твое любимое чувство!

Он поднялся со своей кровати — я залюбовалась его движениями — подошел к моей и сел рядом. Я тоже начала приподниматься, но Каидан удержал меня рукой за плечо:

— Нет, лежи как лежала. Я собираюсь тебе кое-что показать.

Я с подозрением взглянула на него, а он только рассмеялся.

— Спокойно, милая.

— Но что ты задумал?

— Ничего такого, что могло бы подвергнуть опасности твою добродетель и заставить Патти меня преследовать. Теперь закрой глаза.

Я немного сердилась, но любопытство взяло верх. Может быть, он покажет мне что-то полезное. Отбросив сомнения, я перевернулась на спину и закрыла глаза, но при необходимости была готова незамедлительно вскочить.

— Теперь расслабься и сосредоточься на осязании. Я буду хорошо себя вести. Обещаю.

Упражнение для выстраивания доверия? Что за бред!

Я сделала глубокий вдох, успокоилась и выпустила чувство из глубины тела на поверхность. Кожа под волосами. Шея. Плечи. Живот. Спина. Бока. Бедра. Икры. Лодыжки. Пальцы ног. Всё наготове.

Я ощущала крохотные прорехи между нитями ткани своей хлопковой блузки и джинсовых шортов. Гостиничный плед шерстил тысячами синтетических колючек. Волосы, выбившиеся из-под резинки, кололи виски и шею. И тут — ой! Я судорожно втянула в себя воздух, но сумела не распахнуть глаза. Теплый палец прижался к моей ладони. Я сосредоточилась на нем и прошептала:

— Чувствую узор, как на отпечатке!

Он, ничего не ответив, убрал палец, а секундой позже в его руках оказалась моя трепещущая от чувствительности ступня. Сначала его пальцы прошлись по каждому пальчику ноги, — легко, но не настолько, чтобы мне стало щекотно, — потом перебрались на подушечку стопы, свод, пятку, и все крохотные мышцы при этих божественных прикосновениях пели от восторга. Он поднялся выше, и лодыжки возликовали под его дивными руками.