Янтарная бусина: крестьянка - страница 11
С тех пор никто и не говорил о Катеньке плохо. Ну, ошиблась, с кем не бывает! Уважали ее, а может, и знала она много про всех в этой деревне… Это уж одному Богу известно.
А Татьяна через неделю вышла замуж за Василия. Так вместо одной семьи с Катенькиной помощью в деревне родилось целых три.
Санькина мать не могла наглядеться на свою сноху. Отпускала ее погулять с подружками — на танцах частушки попеть, пока Санька с отцом подрабатывали. Катя не боялась теперь ни Груши Курочкиной, ни других Санькиных зазноб. Плясалось, пелось легко и весело.
Посылала меня мать
Загонять гусака,
А я вышла за ворота
И — давай плясака! —
выводила Катенька, перебирая ножками, обутыми в модные туфли на высоких каблуках.
Девчата не отходили от нее — такая заводная и веселая была Катенька, как раньше.
— Она к бабе Поле пошла, корову подоить, — выгораживала сноху Катерина перед сыном.
— Знаю я эту бабу Полю! Опять у речки пляшут, — горячился Санька.
— Сань… тебе сколько лет?! Ты свое уж отплясал и отгулял. А ей и шестнадцати нет! Пусть повеселится. Все она дома уж переделала. У окошка ей, что ли, сидеть со старухами да чужие кости мыть?! Насидеться еще успеет — жизнь-то длинная. Ешь вон.
Приходила Катенька дотемна, но все равно Санька встречал ее недобрым взглядом:
— Что, опять на танцы бегала, не на Гришку ли глядеть?
— Не было там никакого Гришки, не ездит он сюда больше. Нюрка одна приехала опять.
Проглатывал Санька эти оправдания — мать его успокаивала. Но как-то однажды не выдержал — пошел посмотреть, что его женушка делает.
Пришел к речке, встал неподалеку и смотрит, как молодежь развлекается.
Неужели лесу мало —
Я березоньку рублю.
Неужель ребяток мало —
Я женатого люблю, —
притопывала Катенька. И девчата прихлопывали ей.
Вскипел Санька. Ворвался в круг, схватил Катерину за косу и поволок домой. Упиралась Катя, как могла, да разве сладишь с такой силищей! Доволок он жену до дому, завел в переднюю, задрал подол и давай хлестать ремнем, как ребенка шкодливого.
— За что ты меня? — вопила Катенька от досады и боли.
— Я тебе дурь-то из головы выбью! Выбросишь из головы мужиков! — продолжал свое дело Санька.
— Каких мужиков? Нет у меня никаких мужиков! — оправдывалась Катя.
— Будто я не слышал, что холостых тебе не надо, женатого ты любишь! На вот тебе за женатого, — последним ударом закончил Санька свое дело.
— А ты у меня холостой, что ли? Я про тебя ведь пела-то! — ревела Катенька.
Понял Санька, что зря погорячился. Не привык он к чину женатого мужика. Но прощения просить не стал.
С тех пор Катенька на танцы одна больше не ходила. Только вместе с Санькой.
Вскоре у Катеньки и Саньки родилась дочка. Назвали ее по святцам Раиса. Но почти сразу после ее крестин померла Санькина мать Катерина. Не прожил долго без жены и Алексей, Санькин отец, его схоронили через год.
Не отпускала Катенька своего мужа на пьянки-гулянки. Да Санька и не рвался. Подрастала девочка на радость отцу и матери. Катенька воспитывала ее по-христиански. Водила с собой в церковь, читала молитвы. Исполнилось дочке шесть лет.
Катенька к тому времени выучилась на повара. Зиму работала в колхозной столовой. И хлеб пекла, и обеды готовила. А летом работала в поле на прополке и на ферме дояркой — куда направит колхоз.
В то время в соседнюю деревню приехала молодая учительница Прасковья Сергеевна. Приехала она из Москвы видно, распределение ей такое дали. Стала деток набирать в первый класс. Записали и Раечку, хоть ей и рано еще. Да учительница уговорила. Сказала, что чем раньше дети начинают учиться, тем способнее они к наукам.
Учительницу поселили в заброшенном доме. Крыша у дома протекала, стены грозили обвалиться. Направил колхоз Саньку Цыпаева починить учительский дом. Нехотя с утра побрел он на работу — одному весь день с учителкой куковать!
Работы было непочатый край. На две недели точно хватит. Неделю Санька работал спокойно — учительница приводила в порядок свое новое жилище. Еще было лето, и занятия в школе не начались, потому Прасковья была дома.
Колотил Санька топором по стене, а она рядом бегала:
— Александр Алексеевич, вам, может быть, водички попить принести?
— Нет, гвозди вон те дай, — буркнул Санька, а самому приятно было — никто его еще так не называл. Дожил почти до тридцати, а все вокруг — «Санька» да «Шурка», как мальчишку кличут.
— Александр Алексеевич, в комнату проходите, кушать будете? — обращалась к нему Прасковья.
— Дома поем, — уходя, бросил ей Санька.
«Чудная какая-то: “в комнату”, “кушать”, как с луны свалилась. Вот что значит образованная и культурная. Факт! — про себя бормотал Санька. — Не то что наши бабы — “иди в избу да ешь садись…”»
На следующий день Санька снова пошел к учительнице. Крышу чинить.
Сидел он на крыше, а Прасковья внизу с книжкой. Долго она молчала, глядя на Санькины мускулистые руки и загорелую спину. Настоящий мужик! С таким не страшно и на край света пойти. Своей широкой грудью от всех невзгод укроет… Не то что городские хлюпики, вот бы мужа такого… Правда, образования у него, конечно же, нету… Хорошо, если четыре класса.
— Чего смотришь, аль не так что-то делаю? — оборвал Санька Прасковьины мысли.
— Любуюсь на вас, Александр Алексеевич. Вот, думаю, настоящий русский мужик, с его силой и статью. Именно такие и боролись за нашу Коммунистическую партию! Такие и победили буржуев! А вы не комсомолец?
