Око силы - страница 37

- Ничего, это не беда. Мы же вместе. Верно? – улыбнулась Бабочка.

- Верно, - счастливо выдыхаю я.

Мы вернулись на лужайку. Ребенок бежал к нам, он запускал кораблик, как я научил его. Видимо, кораблик утонул и мальчишка

возвращался сделать новый.

Демон поцеловал мою Подругу в висок и сел рядом, поставил этот злосчастный чайник.

Я вижу, как торжественно смотрит на меня Бабочка, как заговорщицки улыбается она Подруге. Нет, тут может голова от вариантов лопнуть, о чем они говорили. Может, и вовсе, о своем, нас не касающемся.

- И что теперь? – выплеснул Демон свое ошеломление.

Как будто то, что он узнал, должно что-то изменить.

22. Быть собой 

Довольно быстро все вошло в колею после объяснений. Если Демон и Бабочка раздумывали о том, насколько новые данные входят в картину их мира, – мы не заметили. Хорошо, я не заметил, женщины чувствительнее, но из-за этого они склонны замечать и то, чего нет, но могло бы быть. Наверное, легко понять, что несмотря на кажущийся пессимизм моей милой Подруги, ее вера в лучшее в людях куда сильнее моей. Меня больше удивляет, когда люди ведут себя адекватно. Знаете ли вы, мои дорогие читатели, что адекватно – это сообразно ситуации, а не так, как нравится и удобно вам? Не так, как кажется вам правильно. Ударить обидчика за оскорбление – неправильно, невежливо, непринято, но адекватно. Многие так любят это слово, но глядя на поведение этих многих, можно с уверенностью сказать, что они используют слово, потому что оно кажется им красивым и умным. И это всегда удручающее зрелище.

Как-то один юноша завязал со мной спор. Мне не сразу удалось понять, что мы спорим, долгое время мне казалось, что мы ведем беседу. Юноша, конечно, пытался использовать всевозможные коммуникационные уловки, но, как обычно, – лучшая стратегия в конфликте, это искренность. Искренность, вообще, лучший аргумент и лучшее оружие. Нечего возразить на искренность и честность. Нельзя победить честность. Только у этого оружия есть секрет – честность должна быть полной. Один самообман, одна лазейка для лжи, одно самооправдание, одна уловка – и вы проиграли. Так вот, я вел тот спор, как веду их обычно, – искренне. Он кидался словами, я думаю, что он собрал все умные слова, которые знал. А я решил, что он понимает, о чем говорит, и перешел на академический язык ответов. Расслабился и перестал сдерживаться, решив, что передо мной человек с той же базой знаний и образования, что и я. Но на пятом же обмене репликами, я понял, по задаваемым снова и снова вопросам, с использованием все новых и новых академических, и, как ему казалось, солидных слов, что он не понимает значений слов, которые я говорю, и даже тех, которые говорит он сам.

Это стоило мне дружеских отношений с одной милой девушкой, через которую мы и познакомились. Ей стало обидно за него. Она решила, что я издеваюсь над ним. Возможно было высокомерно указать на то, что он не знает понятий, которыми пытается тщетно оперировать. Не делайте так, мои милые читатели, никогда не знаешь, кто с вами говорит на той стороне, вдруг, он разбирается в том, в чем вы только притворяетесь знатоками.

Так вот, Бабочка и Демон восприняли наш недуг адекватно тому, как должны воспринимать это близкие люди. Я до сих пор не очень верю, что они настолько развиты и сознательны, что способны ценить людей, а не шаблон отношений, сознание, а не тело. Хотя это звучит, как очевидная истина. Мы все хотим, чтобы ценили нас самих, а не какие-то свои чаяния, которые мы можем оправдать. Но почему-то сами пытаемся втиснуть людей в прокрустово ложе наших ожиданий.

Демон спросил – «и что теперь?», имея в виду, не достаточно ли того, что все выяснилось. Нужно ли идти дальше? Нужно ли приводить сознание и тело в соответствие? Или достаточно того, что в кругу близких тебя будут воспринимать тем, кто ты есть?

Это частый вопрос, при нашей болезни. Жить с ней или лечить. На момент, когда я рассказываю эту историю, идет страшная тенденция, не лечить, вообще, ничего, а все признавать особенностями. Надеюсь, мои дорогие читатели, когда вы будете читать эту книгу, вы уже лишь покачаете головой, вспоминая темные времена. Сейчас дошло до того, что фригидных женщин решили не лечить, а обозвать асексуалами. Это страшно тем, что врачи, к которым эти люди обратятся за помощью, начнут, с высокой вероятностью, понуждать этих людей принимать себя «такими, как есть», и что их мучения и терзания, просто социальный шаблон. Врачи, которые знают разницу между асексуальностью и фригидностью, пока не подвергаются у нас гонениям, хотя, боюсь, начнут. Но я оставляю за собой право, считать то, что для меня дискомфортно – болезнью. К тому же, я знаю, что у людей, с подобным расстройством, может быть множество разных диагнозов, или даже их отсутствие. Но у нас с подругой это именно недуг. И, к счастью, уже лечимый. Хоть и трудоемко.

Сейчас, правозащитники в нашем недоразвитом мире, чтобы защитить права таких, как мы, пытаются вытащить на свет наши истории. Чтобы мы заявили миру о себе, чтобы люди знали о нас. Я могу их понять. Проблему надо высветить, признать, и только потом ее можно централизованно решать. Для многих неочевидны очевидные вещи. Люди с разными расстройствами самоидентичности, половой, или иной, пишут книги, приходят на передачи, и все эти унижения для того, чтобы сделать законной право на жизнь тем, кем ты являешься. Почему унижения? Что в этом постыдного? Если это не болезнь, то ничего. Если человек чувствует себя женщиной в мужском теле, но само тело ему не мешает, сейчас им есть специальное название, – правозащитники, активисты, чаще сражаются за слова, а не за права, это безопаснее и иллюзия активистской деятельности ярче, – то требовать узаконить это признание естественно. А если это болезнь? Болезнь, от которой человек хочет исцелиться. Представьте, что у вас был постыдный недуг, о котором неприлично говорить. И вам нужно прийти на передачу и рассказывать о ваших переживаниях во время ее течения. «Вы знаете, у меня были такие сильные понос и рвота, я просто не мог спать, потому что пачкал простыни». Это, как раз, совершенно неадекватно. Человек не хочет быть гордым носителем поноса. Человек не хочет, чтобы его хлопали по плечу сочувственно, и говорили, – это бывает. Не хочет, чтобы ему говорили – ты такой герой, что пришел рассказать об этом. Он хочет, чтобы у него не было поноса и рвоты. И после излечения, он вряд ли с восторгом будет это вспоминать. Это не весело, не забавно. Это было тяжело в каждую минуту болезни. И когда болезнь ушла, хочется, наконец, сделать все то, что человек хотел сделать, но недуг ему мешал, а не тянуть его с собой в будущую здоровую жизнь. О вылеченной болезни заговаривают к слову, о неприличной вылеченной болезни заговаривают только если это поможет кому-то другому.