Асина память. Рассказы из российской глубинки (Духовная проза) - 2015 - страница 49
Пока я готовился, она тяжело стонала, как мне поначалу показалось, в полузабытьи. Я даже испугался, что она может умереть до того, как я успею прочитать молитвы и причастить ее.
Спешно принялся читать правило к исповеди. Потом присел рядом с ней и, держа ее за руку, спросил, в чем она хочет покаяться. Женщина с трудом, но вполне убежденно признала себя грешной. Без порывов и страсти, а с отрешенной кротостью, как могла, исповедалась. Потом добавила:
— Операцию мне делали на сердце тринадцать лет назад, вживили искусственный клапан. Операция прошла удачно, но теперь вот клапан отошел. Болит, — она показала на живот, — вот, все опухло.
— Матушка, — говорю ей, когда она призналась, что сегодня от сильной боли плохими словами ругала мужа. — Если чувствуете приближение смерти, вы уж постарайтесь потерпеть и не ругаться, чтобы не было ни ропота, ни осуждения...
Говорю и сам смущаюсь собственных слов. Легко наставлять, а вот лежит перед тобой человек, который проживет от силы до следующего утра, да еще при этом тяжко намучается! Ему только и пожелать, что облегчения страданий и помощи Божьей при кончине. Дело нескольких, хотя и самых страшных для него часов: отмучиться и испустить дух. Ну что для нас эти несколько часов? Интервал между двумя электричками на Александров. А для него за это время свершится всё, всё произойдет. Как же близко от нас это непостижимое «всё»!
После Причастия спросила:
— Сегодня, кажется, праздник?
— Да, — отвечаю, — Благовещение.
— А что означает это название? Благовестие?
— Это Архангел Гавриил принес Деве Марии благую весть о том, что Она примет от Духа Святого и родит Господа Иисуса Христа... — Я кратко поведал ей о празднике.
— Вот хорошо, теперь я поняла, хоть и напоследок!
* * *
Второй день на глазах непредсказуемо меняется погода. Вчера, в Вербное воскресенье, совпавшее в этом году с еврейской и католической Пасхами, я вернулся со службы в одиннадцатом часу, прилег на кровать и вижу: свет за окошком меркнет, как в кинотеатре перед началом сеанса. До того стоял обычный, хотя и не слишком солнечный день, и вдруг, за несколько мгновений, на землю опустилась тьма. В считаные секунды закружил колючий ветер, принеся откуда-то запоздалый снег, которым принялся посыпать раскисшие грунтовые дороги.
Закачались вековые липы, полетели обломанные ветки, застучала отставшая жесть на крыше. Все вокруг заскрипело, загрохотало, завыло.... После невидимой снизу ожесточенной борьбы из-за туч несколько раз прорывалось яростное солнце и тут же вновь скрывалось за стеной темно-свинцовых туч. Лишь ближе к вечеру буря понемногу успокоилась.
Сегодня пришлось ездить по делам в Переславль, а затем и в Алексино. За стеклом — холмистая русская ширь с полями и опушками. Свежевыпавший снег прорезают полосы оттаивающей земли, земли, постепенно высвобождающейся из зимних тенет. Взгляд едва охватывает дали, открывающиеся с подъема дороги. Окрестности, покрытые разномастными заплатами проталин среди дряблых снегов, дачки из серого кирпича, покрытые толем, еще не очнувшиеся от спячки сухие деревца — все это ложится на душу предвестием скорой весны.
По дороге мы не раз вырывались из солнечной полосы в густую седую вьюгу, так что приходилось даже резко сбрасывать скорость и включать фары. Но уже через пару минут вновь разверзалось бездонное синее небо, отражаясь в лужах на асфальте. Мы не успевали переводить дух от таких смен времен года.
* * *
В прошлую среду отправились с Темой погулять в сторону деревни Петрово. За селом — запруда, по краям обваленная навозом. Он тает и коричневыми наплывами растекается по размякшему льду. Глубоко проваливаясь в весеннем снегу, под которым — мокрая земля, выбираемся к узкоколейке и долго бредем по шпалам, строя заманчивые планы летних походов на рыбалку. Проходим мост и обследуем узкую речушку, после чего возвращаемся к дороге. Вдалеке поднимается высокий столб черного дыма. Неужели опять горим? Уже при входе в село, возле кладбища, нас обгоняет пожарная машина, едущая из города. Проезжает не слишком скоро и без сирены.
День спустя «бабкино радио» разносит слух о пожаре в Давыдове (деревушка за Берендеевым). Сгорел дом, а вместе с ним — старуха с племянником. Хозяйка, и без того любившая выпить, как раз получила пенсию, и по этому случаю любимый племянничек пришел навестить тетку. Незадолго до пожара кто-то из наших видел, как они сидели на крыльце, распевая песни. Останков не обнаружили, все выгорело подчистую.
Через пару дней сообщают, что нашли в углях позвоночник и установили вроде бы, что он женский. Участковый подтвердил, что сгорел и племянник — отыскали среди горелого хлама ногу и железные зубы. Мать зубы опознала.
Впрочем, ни у кого из местных случившаяся трагедия особых эмоций не вызывает. Ну пожар, ну сгорели.... Такое случается каждый год. Сгоревшего мужика тридцать семь лет звали Колькой. Не Николаем, а именно Колькой. Восемь лет отсидел в тюрьме.
Сегодня по дороге вспомнили с соседом Алексеем Сергеевичем про пожар. Я пересказал, как слышал, что сгоревшего опознали по зубам.
— Да, — кивает Алексей, — это он и был. — Сосед, припомнив что-то, улыбнулся. — Пацанами на мотоцикле врезались в дерево, вот ему зубы-то и выбило. Его еще все дразнили, потому что он половину слов не выговаривал, пока новые зубы не вставил. А потом в тюрьму загремел. За что? Да была тут у нас одна шалопутная, ну, вы понимаете, а участковым тогда майор был — настоящий зверь! Поймал он, значит, Кольку, во время отношений... с ней, ну и дал срок за изнасилование. Тогда с этим строго было, сразу восемь лет впаяли!
