Пикник у Висячей скалы - страница 42
— О, милая миссис Катлер! Она готовит как ангел! У меня есть рецепт её божественного шоколадного торта.
— Припоминаю, как я училась делать майонез в пансионе — деревянной ложкой капля по капле…
Мысли Ирмы вернулись из соснового леса, где бесплотный Майк блуждал сквозь туман. Гостиная закружилась перед глазами.
Наконец часы на каминной полке показали приемлемое время для ухода, и Ирма засобиралась.
— Ты выглядишь немного уставшей, — сказала миссис Фитцхьюберт. — Тебе стоит пить побольше молока.
У девочки неплохие манеры и она хорошо себя держит для семнадцати. А, Майклу — двадцать, да, верно. Она провела гостью к двери прихожей — верный признак социального одобрения — и понадеялась, по причинам, слишком сложным чтобы приводить их здесь, что Ирма посетит их в Тураке.
— Не знаю, говорил ли вам племянник: мы собираемся дать в его честь приём после Пасхи. Бедняжка, у него так мало знакомых в Австралии.
После удушающей духоты гостиной, влажная прохлада соснового сада показалась благословенной. Внезапный порыв ветра заставил задрожать дикий виноград, разбросав малиновые листья на гравии перед домом, и склонил аккуратные головки штамбовых роз на круглой клумбе. Затем снова стало тихо и над озером эхом разнёсся далёкий удар часов на конюшне. Туманной дымки утра как не бывало. На тусклом небе собирались густые шафрановые облака; железная корона соснового леса окаймляла горный гребень жесткими шипами. Далеко внизу, с другой стороны леса невидимые равнины вечно мерцали волнами медового цвета, а за ними поднималась тёмная явь Висячей скалы. Доктор МакКензи был прав, говоря: «Не думай о Скале, милое дитя. Скала — это кошмар, а кошмары — дело прошлого». Она старалась следовать совету пожилого господина и сосредоточилась на настоящем: здесь, в «Лейк Вью» было так красиво. Белый павлин на лужайке расправил хвост, толстые серые голуби ковыляли на маленьких розовых ножках. Снова пробили конюшенные часы. Пчёлы возвращались домой в затухающем свете. На шляпку из итальянской соломки упало несколько дождевых капель. Миссис Катлер вышла из домика садовника с зонтиком.
— Мистер Майкл считает, что надвигается буря. У меня жутко стреляет в ногах.
— Майкл? Вы его видели?
— Пару минут назад. Он оставил вам письмо, мисс. Если у кого из молодых людей и есть хорошие манеры так это у мистера Майкла. Ой, боже, ваша милая шляпка!
Убор из итальянской соломки был брошен на блестящий пол миссис Катлер.
— Не беспокойтесь, я больше её не надену. Письмо, пожалуйста.
К большому сожалению миссис Катлер, весь день ждавшей этой возможности поболтать, дверь лучшей комнаты в домике затворилась. Шляпку, однако, спасли, ленты бережно прогладили, и она ещё многие годы появлялась в церкви на благочестивой голове миссис Катлер.
Жалюзи в комнате Ирмы были опущены от жары. Она только их подняла и собралась открыть письмо Майка, как за стеклом мелькнула ломаная полоска молнии. Плакучий вяз, не шевеля листьями, стоял во вспышке синего света. Внезапно из неоткуда поднялся сильный, странно тёплый ветер. Вяз задрожал и затрясся, занавески ворвались в комнату. Загрохотав, началась буря. Тяжелые облака разразились столь сильным ливнем, что жители Маседонии вспоминали, как на горе за несколько минут размыло гравийные ездовые дороги и расширились горные ручьи. Мутная вода в заводи «Лейк Вью» вихрем обрушилась на голову каменной лягушки. Плоскодонка у озера, отброшенная от причала, буйно раскачивалась на лилиях. Гонимые бурей, полупотопленные птицы попадали оземь с шатающихся деревьев. Механической игрушкой рухнул за окном мёртвый голубь. Наконец, ветер и дождь утратили свою первоначальную ярость. Вышло бледное солнце; намокшие лужайки и разорённые клумбы приобрели неестественное сияние. Всё кончилось, и Ирма, ещё стоявшая у окна, открыла жесткий квадратный конверт.
Официально адресованное и строго безличное, оно могло бы быть пригласительной открыткой или чеком к оплате, за исключением странного детского почерка с аккуратными петлями и россыпью остроконечных линий, мучительно усвоенных во время краткого знакомства с классикой в Кембриджском университете. Где бы он ни учился, само движение ручки уже кружило Майку голову, и он забывал, что собирался сказать. Тогда как Ирма, писала, как диктовала ей природа и в пунктуации ограничивалась импульсивным тире или восклицательным знаком, полностью оставаясь собой даже в коротких записках. Письмо начиналось с извинений за слишком долгую прогулку в сосновом лесу эти утром и за то, что он позабыл о времени пока не стало слишком поздно, чтобы успеть на форель («и тем более к вам»). С нарастающим раздражением она перевернула страницу:
...
Сегодня утром я получил письмо из дома с просьбой немедленно появиться в банке. Занудство, но ничего не поделать. Я усиленно занят сборами и завтра должен отбыть утренним поездом. Задолго до того, как ты встанешь! Поскольку «Лейк Вью» через несколько дней закроют на зиму, я решил сюда больше не возвращаться и боюсь, что не смогу с тобой попрощаться. Ужасная незадача, но уверен ты поймешь. Поэтому, если мы больше не увидимся в Австралии, спасибо, что была так мила со мной, дорогая Ирма. Последние недели были бы без тебя невозможны.
С любовью, Майк.
P.S. Забыл сказать, что собираюсь хорошенько рассмотреть Австралию и начну с северного Квинсленда. Ты что-нибудь знаешь об этом месте?
