Пикник у Висячей скалы - страница 44

Что касалось миссис Эпплъярд, то визит Ирмы Леопольд вряд ли мог прийтись в ещё худшее время. Только сегодня утром директриса получила чрезвычайно взволнованное письмо от мистера Леопольда, написанное сразу же по прибытию в Сидней, в котором от требовал новых и более полных сведений о расследовании истории с пикником. «Не только от имени моей чудом спасённой дочери, но и тех несчастных родителей, которые до сих пор ничего не знают о судьбе своих детей». Было также упомянуто о сыщике высшего ранга, привезённого из Скотланд-ярда за счёт мистера Леопольда и о других надвигающихся ужасах, от которых невозможно было отмахнуться.

К удивлению Ирмы, кабинет каким-то образом был намного меньше, чем она его помнила. В остальном ничего не изменилось. В воздухе висел тот же запах пчелиного воска и свежих чернил. На каминной полке, как всегда громко тикали чёрные мраморные часы. На какую-то минуту установилась бесконечная тишина, пока миссис Эпплъярд уселась за стол и гостья по чистой привычке сделала небольшой реверанс. Брошь-камея на укрытой шелком груди поднималась и опускалась в былом неумолимом ритме.

— Садись, Ирма. Я слышала, ты полностью выздоровела.

— Спасибо, миссис Эпплъярд. Да, теперь я совершенно здорова.

— И всё же, ты ничего не вспомнила о своём пребывании на Висячей скале?

— Ничего. Доктор МакКензи только вчера снова мне говорил, что я могу никогда не вспомнить то, что случилось после нашего подъёма к верхним склонам.

— Досадно. Очень досадно. Для всех нас.

— Я прекрасно понимаю, миссис Эпплъярд.

— Кажется, в ближайшее время ты уезжаешь в Европу?

— Через несколько дней, надеюсь. Родители считают хорошей мыслью на время уехать из Австралии.

— Понимаю. Будучи откровенной, Ирма, мне очень жаль, что твои родители не посчитали нужным, чтобы ты завершила образование в колледже Эпплъярд, прежде чем приступать к чисто общественной жизни за рубежом.

— Миссис Эпплъярд, мне 17. Я достаточно взрослая, чтобы уже кое в чём разбираться.

— Теперь, когда ты больше не под моей опекой, скажу, что учителя постоянно жаловались на нехватку у тебя прилежания. Даже девушка с твоими видами на будущее, должна уметь грамотно писать.

Слова уже вылетели из её рта, когда она поняла, что совершила стратегическую ошибку. Меньше всего сейчас стоило ссориться с богатыми Леопольдами. Деньги — это власть. Деньги — это сила и безопасность. Даже за молчание следует платить. Девушка угрожающе побелела.

— Грамотно писать? Как уберегло меня правописание от, что бы там не произошло, тогда, в день пикника?

Ручка в перчатке с силой ударила по крышке стола.

— Позвольте сказать, миссис Эпплъярд, что если я и научилась чему-то важному в колледже, то научилась я этому у Миранды.

— Жаль, — сказала директриса, — что вам не удалось перенять у Миранды завидное самообладание.

Огромным усилием воли, подчинив себе каждый нерв и мускул, ей удалось встать и довольно любезно спросить, не хочет ли Ирма сегодня переночевать в своей старой комнате по пути в Мельбурн?

— Нет, спасибо. Меня ждёт мистер Хасси. Но я бы хотела перед отъездом повидаться с девочками и Мадмуазель.

— Конечно! Мадмуазель и мисс Ламли дают урок в гимнастическом зале. Думаю, один раз можно немного послабить дисциплину. Это против правил, но ты можешь пойти и попрощаться. Скажи Мадмуазель, что я дала разрешение.

Они обменялись ледяным рукопожатием, и Ирма в последний раз покинула комнату, где она так часто — давным-давно школьницей, — ожидала приказов и выговоров от наслаждавшейся директрисы. Она больше не боялась той женщины за дверью, чья рука, охваченная неконтролируемой дрожью, потянулась за бутылкой конька под столом.

Спрятавшаяся в тени за зелёной дверью Минни, выбежала к ней с распростёртыми объятьями.

— Мисс Ирма, милая. Том сказал мне, что вы здесь. Посмотрите-ка на меня… Боже! Настоящая взрослая леди!

Ирма наклонилась и поцеловала тёплую мягкую шею, пахнущую дешевыми духами.

— Дорогая Минни, я так рада вас видеть.

— И я вас, мисс. Мы слышали, что вы не вернётесь к нам после Пасхи, это правда?

— Самая настоящая. Я заглянула сегодня чтобы попрощаться.

Горничная вздохнула.

— Я вас не виню. Извините, что не писали. Вы даже не представляете, что здесь творилось все эти дни.

— Представляю, — сказала Ирма, взглянув из-за её плеча на мрачную прихожую, где почтив темноте в медных вазах стояли поздние малиновые георгины мистера Уайтхеда.

Минни понизила голос до шепота.

— Только и разговоров что о правилах и уставе. Ученицам едва разрешается открывать рот вне занятий! Что ж, слава богу, мы с Томом уедем отсюда через несколько дней.

— О, Минни, я так рада — вы собираетесь пожениться?

— В понедельник после Пасхи. В тот же день, что и Мадмуазель. Я сказала ей, что должно быть Святой Валентин позаботился о нас двоих и она весьма серьёзно ответила: — Минни, возможно ты права. Святой Валентин — покровитель всех влюбленных.

Гимнастический зал, известный всем ученицам как Камера ужасов, представлял собой длинную узкую комнату в западном крыле, освещаемую лишь рядом решетчатых окон в потолке, и разработанную первоначальным владельцем для бог весть каких домашних нужд: возможно, для хранения продуктовых запасов или ненужной мебели. Теперь, на её побеленных известью голых стенах размещались различные приспособления для улучшения женского здоровья и красоты, а также подвешенная к потолку верёвочная лестница, пара металлических колец и ряды брусьев. В углу стояла оббитая тканью горизонтальная доска с кожаными ремнями, к которой должны были привязать постоянно сутулящуюся малышку Сару сегодня на время занятия в гимнастическом зале. Пара железных гантелей, которые в силах был поднять только Том, разновесы для балансировки на женские хрупкие черепа и груда тяжелых булав — свидетельствовали о жестком игнорировании Властью основных законов Природы.