Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и расс - страница 146
Тот развернулся, фыркая, подбежал к девушке и ткнулся мордой в ее руку.
— Я чувствую животных. — Дана похлопала коня и улыбнулась. — Вернее, между мной и животными существует какая-то необъяснимая связь. Что-то вроде ответных реакций, или называй это как хочешь.
— Красавица и чудовище.
— Чудовище? — Улыбка медленно сползла с лица девушки.
— Я совсем не то имел в виду. Но твоя власть над животными…
— Только не говори, что веришь в черную магию. Господи Боже мой! И я не богохульствую, когда упоминаю имя Господа всуе. Ты что, не веришь в любовь? Животное чувствует ее. А я, подозвав жеребца, чувствую себя предательницей — ведь скорее всего он послужит нам ужином.
Через час они въехали в лагерь, разбитый на берегу моря. Конь, тащивший двух седоков, едва передвигал ноги. Назвав пароль, они проехали мимо часовых и попали в низину, расположенную на зазубренном низком холме. В воздухе витали соблазнительные ароматы жареной рыбы, от которых текли слюнки. Четырем мужчинам, отправившимся в красные воды на маленькой легкой складной лодочке, крупно повезло. Или это было Божье провидение. Ведь они вообще не надеялись поймать что-либо, потому что практически все живое в море умерло. Святой Иоанн недооценил масштабы катастроф, когда предсказал, что будет уничтожена треть всех морей. Вернее, предсказания его оказались не совсем полными.
— Так что, нам не придется забивать жеребца? — спросила Дана Вебстер, указывая на тринадцать больших рыбин, жарящихся над огнем в дюралевых сковородках.
— По крайней мере, не сейчас, — ответил Кельвин.
— Я очень рада.
Кельвин тоже был рад, но любовь Даны к животным не произвела на него впечатления. Он знал слишком много детоубийц, которых беспокоило жестокое обращение людей с собаками и кошками.
В лагере Кельвина со спутницей встретили мужчины и женщины — худые и загоревшие до черноты под беспощадно палящим солнцем. Черты их лиц заострились, словно куски красного дерева, обточенные песчаными вихрями. Люди эти словно светились от великой силы, порожденной уверенностью. Они прошли сквозь гонения, катаклизмы и битвы со слугами Зверя, после того как силы его иссякли после катастроф.
«Блажен и свят имевший участие в первом воскрешении. Над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать вместе с Ним тысячу лет».
Однако, размышлял Кельвин, утверждение, что вторая смерть не властна над ними, очевидно означает, что те, кто устоял против Зверя во имя любви к Богу, не будут судимы заново. Но они могут умереть, а умершие не вернутся на Землю, пока не пройдет тысяча лет. И тогда они восстанут вместе с другими мертвыми в новых телах и будут свидетельствовать на последнем суде. То есть верующим, умершим до пришествия Зверя, будут даны новые тела, всем же прочим придется лишь подчиниться уготовленной им участи. И придет Альфа и Омега, начало и конец, последнее царствование.
Вот такие помыслы и сформировали тела и выражение лиц людей в лагере. Они стали святыми, и ничто уже не могло поколебать их святость. Но и святые могут испытывать жажду и голод, уставать и разочаровываться. И они могут убить, если потребуется.
В отряде не было детей, и во время путешествия через континент и моря никто не видел ни одного ребенка моложе семи лет. Время детей придет в конце тысячелетия.
— Кто это к нам пожаловал? — спросила Анна Силвич.
Анна, высокая сероглазая блондинка, выглядела бы красивой при более благоприятных условиях. Сейчас ее тело иссохло так, что повсюду выпирали кости, а белая кожа потемнела и потрескалась. Несмотря на это, Анна очень нравилась Кельвину, и он собирался сделать ей предложение, как только отряд достигнет Возлюбленного города. Если бы Анна согласилась, они могли бы пожениться и раньше, поскольку любой член отряда мог провести свадебную церемонию. Все они стали священниками. Но Кельвин не хотел предпринимать никаких действий, отвлекающих его разум от самой важной цели — добраться до Возлюбленного города.
— Эта девушка заявляет, что она христианка, — сказал Кельвин.
Анна достала из кармана рубашки какой-то напоминающий карандаш пластиковый предмет, нацелила его на лоб Даны Вебстер и выдвинула вперед одну секцию этого предмета.
— Вот видишь, — хмыкнула Вебстер, — нет у меня дьявольской метки.
Анна шагнула вперед, схватила девушку за волосы и нагнула ее голову. Кельвин хотел было возразить против излишней грубости, но передумал. Ему хотелось посмотреть на реакцию Даны — а вдруг она разозлится и выдаст себя?
— Ни одного рубца, — сказала Анна, отпуская волосы девушки. — Но это ничего не значит. Если бы у меня был микроскоп или хотя бы лупа…
Дана Вебстер не сказала ни слова и только насмешливо посмотрела по сторонам. Даже если ей и не понравился не слишком любезный прием, это никак не повлияло на ее аппетит. Она с удовольствием съела рыбу, бисквиты и консервированные персики. Персики и бисквиты нашел в развалинах какого-то дома Шерборн, маленький человек с большим чутьем на спрятанную пищу.
Перед едой Кельвин прочел благодарственную молитву, но, после того как присутствующие быстро расправились с пищей, сообразил, что надо еще что-то сказать.
— Господь добр к нам и послал нам сегодня достаточно еды, чтобы мы восстановили силы. И мы можем встретить завтрашний день с уверенностью, что Он даст нам еще пищи. Судя по сегодняшнему улову, в Средиземном море все еще водится рыба. И ее, должно быть, достаточно, чтобы накормить нас на пути к Возлюбленному городу.