Почти семейный детектив - страница 47
— И какие документы она тебе передала? — спросил Галицкий.
— В том-то и дело, что никаких. Меня разозлил ее звонок. У меня уже были планы на следующее утро, и в них никак не входило тащиться на вокзал, чтобы ее встретить. Она добралась до «Ирбиса» сама, не нашла меня в кабинете, позвонила на мобильник, а я ее отчитал за своеволие и сказал, что не собираюсь менять принятого решения. Мол, через пару дней я приеду в Витебск и во всем разберусь, а пока она может оставить все привезенные бумаги у секретаря и отправляться домой.
— Сурово, — сухо заметил Галицкий. — А главное, благородно.
— Да брось ты, — Гарик поморщился. — Мне в тот момент было совсем не до нее. Кроме того, я все еще верил, что ее сообщение яйца выеденного не стоит. И утвердился в этой мысли, когда пришел на работу и обнаружил, что никаких документов она, естественно, не оставила.
— Но ты ведь поехал сюда, значит, все-таки ей поверил. — Ганна отчего-то начала волноваться, хотя и не могла сама себе внятно объяснить, почему.
— Я поехал, потому что привык все доводить до конца. — Голос Гарика зазвучал чуть суше. — Лучше проверить честность Дзеткевича, чем потом все оставшееся время в нем сомневаться.
— Ну и как, проверил? — с интересом спросил Галицкий.
— Проверил. Свалился ему как снег на голову, чем вызвал жуткий переполох в Датском королевстве. Поднял бухгалтерию, велел открыть сейф, посмотрел на кассовые аппараты в ресторане.
— И?
— В том-то и дело, что Алеся оказалась права. Ворует у нас с тобой господин Дзеткевич. Не очень по-крупному, но ощутимо ворует. Так что решай, партнер, в полицию сообщим или сами разберемся.
— У них милиция, — сообщил Галицкий, а Ганна вдруг переполошилась:
— Что значит «сами разберемся»? Гарик, ты что?
— Нет, она все-таки не в себе, — словно не замечая Ганну, сообщил он Галицкому. — Она всерьез поверила в то, что я — итальянский крестный отец. Ты ей объясни на досуге, что в киллеры мне уже, пожалуй, поздновато.
— «Сами разберемся» — это значит заставим выплатить нам весь ущерб и выгоним взашей, — спокойно объяснил Галицкий. — Чисто юридическими методами заставим, никакого криминала. Не беспокойся, Мазалька, мы приличные бизнесмены, а не беспредельщики с рынка. Вот что я думаю, ребята. Вполне возможно, что эта самая Алеся Петранцова чем-то выдала свой интерес к бумагам Дзеткевича. Но есть и второй вариант.
— Какой? — Ганна затаила дыхание.
— Вернувшись в слезах и соплях от не оценившего ее душевного порыва Гарика, она вполне могла решить отомстить ему.
— Кому? Мне? — На лице Гарика отразилось недоумение. — Как?
— Она вполне могла решить, что предупредит Дзеткевича о том, что в курсе его делишек и собрала впечатляющий компромат, который в случае, если он откажется заплатить ей за молчание, она передаст нам.
— То есть ты хочешь сказать, что она могла начать его шантажировать?
— Да. И именно поэтому ее и убили.
В комнате повисла нехорошая тишина, которую нарушил хриплый голос Ганны.
— Если ты прав, то Дзеткевич ждал проверку из Москвы. И тут приехала я. Он был не рад моему визиту в «Лiтару», это было видно невооруженным глазом. И если с Алесей он мог договориться о том, что за деньги она будет молчать, то со мной бы этот номер точно не прошел. Понимаете?
— Не совсем, — признался Гарик.
— Ну да, вас же не было на той дорожке в Здравнево, на которой я нашла Алесю. Когда я увидела ее, с головой в кустах, то на секунду решила, что это я умерла, вознеслась на небеса и сверху вниз смотрю на собственное распростертое тело. А знаете, почему я так решила? Потому что на ней был точно такой же пиджак, как на мне. Вот этот самый чертов полосатый пиджак, который я купила в фирменном магазине на улице Кирова сразу по приезде.
— То есть ты хочешь сказать… — теперь пробормотал Галицкий. Голос его звучал растерянно.
— Я хочу сказать, что за мной кто-то следил. Приехал вслед за мной в Здравнево и притаился в кустах, чтобы убить. На Алесину беду, она оказалась там в то же время и в таком же пиджаке. И убийца просто ошибся, а когда понял это, то совершил вторую попытку, уже вечером.
— Ничего такая версия. Вполне себе жизнеспособная, — задумчиво сказал Гарик. — Может быть, я зря сообщил господину Дзеткевичу, что его судьбой мы займемся завтра. Может быть, все-таки есть смысл отдать его в руки местных ментов прямо сейчас?
— Добежать до канадской границы он все равно не успеет, — устало сказал Галицкий. — Сейчас уже поздно. Ганна устала, ехать с нами не сможет, да и лишние эмоциональные потрясения ей ни к чему. А одну я ее не оставлю. Так что, Гарик, иди спать. Оставим ситуацию до утра.
— А может, все-таки… — Но Галицкий не дал своему партнеру договорить.
— Иди отсюда, — рявкнул он. — Если ты не понимаешь, так я тебе открытым текстом говорю: пошел вон. Оставь ты нас уже наедине, черт бы тебя подрал.
В глазах Гарика, как в калейдоскопе, сменялись обида, злость, а потом насмешка.
— Лямур, тужур, бонжур, абажур, — пропел он на неизвестный Ганне мотив и неожиданно подмигнул ей. — Простите, что встал на пороге вашего счастья. Милуйтесь, ребята. Ганка, ты не теряйся. Илюха у нас на данный момент человек свободный. У тебя есть шанс занять открывшуюся вакансию мадам Галицкой.
И ловко увернувшись от брошенной в него диванной подушки, хохоча во все горло, выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь гостиничного номера. В возникшей тут же тишине, густой и вязкой, как соленая вода в Мертвом море, Ганна отчетливо слышала стук своего сердца.
