Вперед, русичи! - страница 45
Глава 9. В «гнезде Петровом»
Год 1684-й
Митрий продирался сквозь кусты, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, на раздирающие рубаху и тело колючки, на боль и усталость во всем своем могучем теле.
– Если догонят, то возьмут, антихристы, – приговаривал он. – Нет мне покоя на этом свете.
Он уже не раз проклял тот день, когда, опьяненный волей и разгулом, бежал под знамена Стеньки Разина.
– Нет на этой земле правды и воли не будет, – со злобой не раз уже цедил он сквозь плотно сжатые зубы.
Стеньку на Москве уж почитай как пятнадцать годов тому назад четвертовали, а ему с тех пор жизни нет. О семье мечтал, о деле своем, о детях добрых, да так думки думками и остались. Кому он такой нужен, с обезображенным палачами лицом? Беглый!
Не в его бы годы бегать, да как быть-то? К Москве пробирался, ночами все шел, знакомец там схоронил бы, спрятал на время отсидеться. А тут черт дернул нарваться на пацанов этих! Вырядились в форму воинскую да потешаются целыми днями, земляную крепость с пальбой да криками штурмуют. Забавляются недоросли вместе с царем Петром малолетним.
Да цепкие чертенята оказались, того и гляди через них на плахе окажешься. Насилу оторвался, да останавливаться нельзя, хоть темень уж – глаз коли. От них всего можно ожидать. Того и гляди, только передохнуть сядешь, как обложат со всех сторон…
На Яузе, в царских хоромах, в потешной фортеции Пресбурга, при свечах сидел четырнадцатилетний Петр, разглядывая привезенные ему российским послом Яковом Долгоруким из Франции астролябию и готовальню с математическими приспособлениями. Уж год назад услышал он о таком приборе, по которому можно брать дистанцию и расстояние, не доходя до того места. И вот привез. А как сей штуковиной пользоваться, никто толком не знает.
– Черт подери это невежество наше русское да нелюбознательность.
Петр вновь в раздражении вскочил из-за стола и начал метаться по комнате. Затем так же порывисто снова сел и склонился над прибором:
– Да что там наши, и иноземцы окрестные только руками разводят на астролябию.
Шум у дверей заставил его поднять голову. В комнату ввалился Алексашка.
– Там, Петр Ляксеич, наши опять беглого ловят. Надысь он ушел, да, видать, недалече. Тут вот опять на сторожу нашу нарвался. Тяперича не уйдет!
– Вам бы только ворон ловить. – Петр в сердцах запустил кубком в Алексашку, тот ловко увернулся. – Я сколь раз тебя учил не вваливать с докладом, как медведь. И не ковыряй в носу, когда с тобой государь разговаривает! Вот ведь подлая натура, хоть и люб ты мне, Алексашка. Но кого люблю сильней, того и бью больней, помни об этом.
– Да хватит вам лаяться-то, – ответил тот примиренчески. Он уже хорошо знал вспыльчивую, жесткую, но и отходчивую натуру молодого государя. Да и угодить ему умел при случае.
– А может, я тебя со временем генералом сделаю. Смогешь генералом? А, Меншиков?
– Чего не смочь-то, хоть генералиссимусом при твоем-то царстве чего будет не служить.
– Ладно. Пшел вон. В носу будешь ковырять – так в холопьях на побегушках и останешься. И не беспокой боле по пустякам, – добавил Петр, беря в руки астролябию. – Как споймаете того беглого, тащи сюда. Мне с таким человеком дюже интересней поговорить, чем с тобой, неучем. Пшел, говорю, отсель.
Дверь за Алексашкой захлопнулась…
Открыв глаза, Павел увидел, что на этот раз он снова очутился на улице. Вокруг опять были кусты.
«Уж не дома ли?» – даже с надеждой подумал он и посмотрел на расположение рычагов. К сожалению, в присутствии полоумной старухи сделать это раньше ему не удалось. С облегчением увидел, что все рычаги стояли так, как он поставил их еще в комнате Ивана Грозного. Сместился немного, пожалуй, лишь один. Так что, скорее всего, он оказался не в начале, а в середине или конце восьмидесятых годов семнадцатого столетия.
Он не стал пробовать исправить допущенную ошибку, решив, что все, что ни делается, – к лучшему. «Если Даша здесь уже несколько лет, – подумал он, – то уж теперь-то точно слухи или легенды о ней уже распространились». Павел осмотрелся. Стало понятно, что ночь только начиналась, а яркая луна четко высвечивала все окрестности. Поблизости никого видно не было.
«Странно, – задумался Павел, – впервые я попал туда, где людей поблизости не видно. Или же, как на Куликовом поле, кто-то уже крадется с мешком наготове».
Он замер и внимательно прислушался. Нет, ничто не нарушало ночной тишины. Нигде не раздавалось ни шороха, никого не выдавал неосторожный треск сучка.
«С одной стороны, это хорошо, – отметил он, – можно осмотреться, разобраться. Но с другой, вдруг придется здесь ночевать, а может, тут зверюги какие водятся».
Думай не думай, а действовать надо. И первое, что решил сделать Павел, – это переодеться в свой костюм. Век новый, неизвестный, а в этом наряде каменщика прошлого столетия его запросто, не разобравшись, могли принять даже за беглого. Ведь кругом уже, должно быть, крепостное право. А костюм металлиста с честью выдержал все испытания. Он вызывал удивление, а значит, любой прежде начинал размышлять, а потом действовать.
Он натянул свои штаны, подарок же Марфы сложил обратно в узелок, в котором, увы, уже не осталось ни мяса, ни лепешек. А увешанную побрякушками куртку решил надеть прямо поверх рубахи каменщика. Только просунул руки в рукава, как сбоку на него налетел неизвестно кто и повалил на землю.
«Волк!» – с ужасом подумал Павел и заорал от страха.
– Ори, не ори, добегался, – юношеским торжествующим голосом проговорил «волк».
