Дед - страница 13

Спиридона вполне устраивали его отношения с Надеждой, но в тридцать восьмом раздутая водянкой, полуслепая семидесятилетняя старуха, все так же похотливо желавшая его извращенного внимания, уже никак не могла подпускать его к себе. Крупская простилась с ним окончательно, после чего и была съедена за год черной меланхолией. Спиридон на похороны не пришел.

Расставание с Крупской изменило все же его жизнь. Санаторий в Горках закрыли, сделали дом-музей Ленина. Пришлось переезжать. Место нашлось быстро: та же работа в правительственном санатории в Ильинском. Еще ближе к Москве, а что дальше от семьи - так Спиридона это мало заботило. Проводил он с ней редкие выходные. Дети росли, жена старилась, хозяйство крепло, что при тайном его богатстве было тоже неинтересно. А Володенька его давно уже перебрался на жительствo в Питер и там женился.

Служба по особым поручениям исполнялась так же - от случая к случаю, а тайная жизнь Спиридона дарила все новые удовольствия. К тому времени они с Василием и Маггой собственноручно пустили в расход не одну тысячу душ, бесконечно экспериментируя в процессе и пополняя себя новым опытом. Сила же их увеличилась многократно.

Василий ставил опыты с личностями не рядовыми - это заодно тешило его тщеславие. Носили его клеймо пули, извлеченные из тел Тухачевского, Якира, Уборевича, Смилгу, Карахана, Квиринга, Чубаря, Косарева, Косиора, Ежова, Фриновского… И это только те, кто в разное время входил в Черный Круг одним из Семи Кама. Ужас этих людей был тем сильнее, что ясно понимали они то, как состоится их смерть, и что ждет их после смерти.

Магго же и Спиридон шли по иному пути. Десятками смертей оттачивалось произношение каждого слова в заклинании, каждый удар в бубен, каждая линия пиктограммы. От такой науки рука уставала стрелять, мозоль появлялась на изгибе пальца, нажимающего спусковой крючок.

Изредка они уезжали в командировки. Так было с делом в Катыни, куда Блохин с Маггой были отправлены передавать опыт немецким товарищам, а Спиридон, взяв отпуск, увязался следом. Там, стреляя поляков, удалось обменяться с немцами не только опытом смертоубийства, но и насладиться их аккуратными, рассчитанными до мелочей мистическими практиками. Многое переняли. Но запомнилась им поездка не этим, а мощным, тревожным грозовым ощущением, непрерывно налетающим подобно зюйд-весту. Ощущение напоминало семнадцатый год и было чем-то приятно. Только через год они поняли, что значило это ощущение.

Конечно, адепты Черного Круга были заинтересованы в начале большой войны. Но не в сорок первом. К ней не были готовы. Ученые только подбирались к тайне ядра, а без Бомбы война обещала быть долгой, но непродуктивной. Такая она была не нужна. Но какое-то звено в цепи сваляло дурака, и Сталин распорядился вскрыть могилу Тамерлана не позднее мая. Герасимов был готов воссоздать в лице Тимура фамильные черты Вождя, Массон обещал извлечь оттуда «оружие богов», и затормозить работы надолго не удалось. Но для того, чтобы развернуть мобилизацию, важен был каждый час, и в ход пошли мелкие пакости: Массон был верен жене и вместо триппера его наградили паратифом. Раскопки затапливала близкая стройка, пропадало электричество, ученых запугивали местные шаманы… За это время на западной границе отменяли отпуска и минировали мосты. Подобное напряжение стоило жизни уже немолодому Магго. Неточность в заклинании оказалась фатальной, и Петра похоронили в закрытом гробу: останки заслуженного чекиста мало напоминали человеческий труп.

Да, Блохин со Спиридоном не успели почти ничего, но и это «почти» значило много. Им мешали жаждавшие крови прозелиты, Тимошенко и Жуков. 21 июня череп Тимура был вынесен из мавзолея, и минутами позже этими генералами был подписан приказ о недопустимости «поддаваться на провокации». И только адмирал флота Кузнецов, не по чину информированный и мудрый, узнав через своих шпионов об археологических событиях в Самарканде, смог своим приказом от того же числа привести все флоты и флотилии в состояние полной боевой готовности.

22 июня началась война. Немцы уверенно перли на восток. У них уже было копье Зигфрида, и не было смысла трясти над ними свежеоткопанными мощами Тимура, пока это копье не устанет махать. Это сделают позже, за день перед Сталинградской битвой. Произведут расчеты, учтут нюансы, загрузят в самолет… И произойдет перелом.

А пока Спиридон на время переселился в Огарево, на дачу Щербакова, московского партийного божка, генерала и прочее… Александр Щербаков был вместилищем одного из бесов, которых без счета наплодили духи, выпущенные для этого Киндыровым. Вместилище было влиятельное, да бес мелкий и полностью находившийся во власти Спиридона. Комфорт, таким образом, был достигнут: жена оставалась при хозяйстве, в Ильинском, сын так и обретался в Питере.

В этом холодном городе, вдали от родителей, Владимир жил обыденно. Закончил рабфак, поступил на завод. Работал там много, честно. В меру занимался общественной работой, комсомольствовал помаленьку и скорее, скорее спешил домой. Поэтому и был никому не интересен. Да и сам интересовался немногим, времени не хватало. Все оно уходило на главное: любовь к жене. Любовь эта была не яркой, напоказ, но спокойной, уверенной в себе, огромной силой. Как и у полноводной сибирской реки, у нее не было иного дела, кроме как перетекать от рождения к своему перерождению в океан. Жена его Мария отвечала ему тем же. Она как бы рождена была в своей тверской деревеньке для одного только - найти где-то своего Володю, полюбить и прожить с ним жизнь. Счастливо.