Руины стреляют в упор - страница 93
А кому? Жене? Неизвестно, где она. Выбралась ли тогда на восток? А может быть, попала где-нибудь под фашистскую бомбу или под автоматную очередь гитлеровских десантников?
Матери? Так она же под Барановичами. И он там недавно был.
Больше некому. Разве тестю написать. Он же в Казанском облвоенкомате работает. Если Тамара успела эвакуироваться, то она обязательно поедет к родителям. Узнав, что сюда иногда прилетает самолет с Большой земли, он решил послать тестю весточку о себе. Вначале перо быстро забегало по бумаге.
«Добрый день, дорогие папа и мама, а также Люда!
Может быть, Тамара дома (но это вряд ли). Или, может быть, вы имеете с нею связь, то передайте...»
Тут он запнулся. А что передать? Он и сам не знал, как высказать то, что переживал в эту минуту.
«...Но что передать, и не знаю...»
Он рассказал, как тяжко пережил нападение гитлеровцев на Советскую Родину, как стал сражаться с врагом. «Я являюсь красным партизаном, — писал он дальше, — и этим званием горжусь, и вы гордитесь, что ваш близкий не в рядах холуев».
Потом описал трудности, которые приходилось переживать партизанам, рассказал об издевательствах гитлеровских бандитов над мирным населением и пленными. «В Минске есть парк культуры и отдыха, а напротив него в недостроенных помещениях находился лагерь военнопленных. Как их там били, морили голодом, даже воды не давали вволю! И результат — за шесть месяцев прошлого года 18 тысяч человек было брошено в ямы один на одного и поставлен памятник высотой около двух метров и ширнной больше метра. Получается квадрат. На нем написаны фамилии и имена похороненных. Очень и очень много. А внизу с одной стороны написано: «2859 неизвестных» — и так с других сторон.
Всего не опишешь. Я сам свидетель и на сегодняшний день живой. Буду мстить за разрушение наших сел и городов, за издевательства...»
Свернув листочки, положил в конверт и написал адрес тестя: «г. Казань, ТАССР, Татвоенкомат, ул. Свердлова, дом 52, Петровым».
Письмо было оставлено в штабе. Но случилось так, что его не могли переслать на Большую землю. Оно попало в штабные бумаги, оттуда — в архив, и только через девятнадцать лет мы прочитали его. Строчки, адресованные родственникам, голосом живого Жана передают нам его любовь и ненависть: любовь к своему народу, своей Родине и ненависть к фашизму. Они звучат как завещание тем, кто остался живой.
СД и Абвер детально разработали операцию. Они, через свою агентуру, проследили за членами комитета и активными подпольщиками. Фашистская агентура глубоко проникла в подполье. Только Рудзянко и Филипенок знали десятки людей, которые участвовали в работе партийной организации.
В ночь с 9 на 10 октября была схвачена семья Вороновых. Правда, их не подозревали в связи с горкомом партии. В последнее время Вороновы на своей квартире печатали много продуктовых и хлебных карточек и раздавали знакомым. Одна из знакомых и выдала их. Вороновых страшно пытали, но они никого из подпольщиков не назвали.
После ареста Вороновых их сосед и друг Тимох Трофимук, на квартире у которого печатались листовки и первый номер «Звязды», запер свою квартиру и спрятался у знакомых на Комаровке.
Жан вместе со связной из отряда «Дяди Коли» Олей Курильчик пришел в Минск 27 сентября. Он принес термитные шашки и взрывчатку, чтобы по решению комитета вывести из строя ТЭЦ и водопровод, сжечь парашютную фабрику.
В тот же день на Подлесной улице, на квартире Александры Янулис, он встретился с Василем Сайчиком и Сергеем Благоразумовым. Руководители партизанских бригад, в которых ему довелось побывать, просили присылать как можно больше испытанных, проверенных людей. Эту просьбу и нужно было обсудить с Сайчиком и Благоразумовым. Они имели хорошие связи с лагерями военнопленных, вывели много людей оттуда.
— Как у тебя с документами? — спросил Жан у Сайчика.
— Бланков хватает. Зорик и Иван Козлов, если нужно будет, оформят все как следует, хлопцы работают хорошо.
— Тогда давайте готовить новую группу пленных. Только проверяйте как следует, кого попало не тащите. Как бы провокаторов не подцепить. Гестаповцы, видно, насторожены, столько людей у них из-под носа выскользнуло.
— Завтра же начну готовить, — согласился старик. — Меня беспокоит, что Ватик на явку не пришел. С пятницы я не видел его. Так раньше никогда не было.
Новость встревожила Жана.
— С пятницы нет, и вы даже не узнали, почему? Ведь это же черт знает что! Разве можно так работать? Немедленно нужно все выяснить.
Они вскоре разошлись. И в тот же день все узнали, что Ватик, Ганна Ширко («Тетя Нюра») и многие другие подпольщики схвачены СД.
Нужно было предупредить тех, кто оставался на свободе. Во все концы города понеслась невидимая эстафета — от подпольщика к подпольщику, с квартиры на квартиру: остерегайтесь, начались аресты. Десятки людей успели перебраться из Минска в партизанские отряды. Десятки, но не все. Руководство горкома было уже на примете в СД. За ним установили особое наблюдение.
Насторожился и Жан. Всегда находчивый, он не растерялся и на этот раз. Зайдя на квартиру к одной знакомой женщине-врачу, которая время от времени приносила медикаменты и бинты для партизанских отрядов, прежде всего спросил:
— Что нужно сделать, чтобы сразу стать брюнетом?
— А мне блондины больше нравятся, — ответила она, приняв его вопрос за очередную шутку.
— Нет, я серьезно спрашиваю.
— Если серьезно, то это не очень сложно. Подожди, я сбегаю в аптеку к Лиде Девочко. У нее должны быть такие химикаты.
