Новые крылья - страница 71

12 ноября 1910 года (четверг)

Проснувшись утром, обнаружили, что М. нет дома. Не успели слишком разволноваться – явился. Пьетро разбудил его на заре, чтобы изложить свой тайный план. Где-то здесь рядом живет колдун, по заверениям П. самый настоящий и очень могущественный. Парень верит в это безгранично. Предложил и Демианову с ним пойти, настаивал на полной секретности предприятия, но Миша уговорил его посвятить нас и тоже взять с собой. После небольшого спора, стоит ли идти Анне (М. возражал, я робко ему поддакивал, Анна категорически стояла на своем) пошли все вместе. Пьетро, приветствуя нас, несколько косо взглянул на А., мол, что и она тоже? Но ничего не сказал. Ладно, с Пьетро все понятно, но неужели и Демианов верит в колдуна и боится неприятностей для Анны или ребенка? Лично я только развлечением все это считаю. Надеюсь, будет поинтересней, чем спиритический сеанс, с которого мы с Ольгой тогда сбежали.

Дошли до рыбацкого селенья. Пьетро по дороге рассказывал о чудесах, какими этот колдун славится. Демианов с серьезным видом ставил ему вопросы, кивал и все нам переводил. В так называемом доме колдуна – обыкновенной рыбацкой хижине, нами распоряжалась маленькая девочка, черноглазая и босая, дочь или внучка его и помощница. Сначала она велела всем нам ждать и ушла, видимо докладывать. Явилась, сказала что-то, чего никто не понял, кроме Пьетро. Он перевел Демианову, а Демианов нам: «Пусть войдет самый молодой». Мы с Пьетро переглянулись и остались стоять, девочка на секунду исчезла, где-то рядом что-то крикнула, появилась снова и указала пальцем на Пьетро. Он прошел за ней в соседнюю комнату. Мы приготовились долго ждать, пока наш приятель выйдет, и кого-то из нас пригласят следом. Но не прошло и пяти минут, как девочка пришла, пролепетала что-то непонятное и протянула руку ладонью вверх. Я положил ей несколько монет. Она зажала их в кулачке, пропищала еще что-то и протянула другую руку. Я добавил. Она спрятала денежки у себя в одежде и указала пальцем на меня. Я, получив от своих спутников одобрительные кивки, двинулся за ней. Малышка оставила меня в душной комнате без окон, я огляделся – нет никого, освещение слабое и странные огромные тени по стенам. Я догадался, что исходят они от глиняных сосудов, похожих на кувшины с прорезанными в стенках узорами и свечами внутри. К тому же, из расставленных повсюду плошек курился дым, затрудняющий дыхание и оставляющий сладость в горле. Я еще подумал, что Анне сюда не стоит входить. Сидел так минут десять, глотая сладкий дымок и разглядывая тени по стенам. Соскучился и хотел уж выйти на воздух, когда вошла, как мне показалось, женщина, с длинными волосами, морщинистым лицом в чуднóм балахоне. Но когда она заговорила гулким хриплым басом, я догадался, что это и есть колдун. Из того, что он говорил, я ни слова не понял. Он смотрел мне пристально в глаза, пару раз провел рукой у лица моего и разок сунул в нос одну из своих дымящих плошек. Никакого особенного мистического впечатления я не получил, снова разочарованно припомнил петербургских спиритов и вышел. Как потом выяснилось, ни Демианова ни Анну к колдуну не приглашали, им по ладоням гадала девочка. Они почти ничего не поняли из ее предсказаний. Пьетро не знаю куда делся, домой без него пошли.

Обедали у наших. Belle-mère меня больше не изводила. Мама учится у Бенниты плести кружева. Беляночки тоже пожелали, но у них не выходит.

Вечером Пьетро с ужином не приходил. Решили, что он у своей «бэллы». Поели хлеба и сыра, поиграли в карты и рано легли.

13 ноября 1910 года (пятница)

Я проснулся часа в три. Нет, не сам проснулся, он меня разбудил. Не знаю чем и как, ведь он сначала не говорил ничего, просто смотрел. Я во все глаза смотрел на него, а он на меня. Темноволосый, темноглазый, совсем не похожий на Анну … вдруг что-то изнутри как ударило: Анна! Взглянул ей в лицо – спит. Ничего не знает, ничего не чувствует. А он сидит на ней верхом, обхватив ручками и ножками, на том самом месте, где был живот и смотрит. Я шепчу ему, чтобы Анну не потревожить: «Разве ты уже родился?» А он говорит: «Ты мой отец?» Я отвечаю: «Да». Он мне: «Не ври, я знаю, что мой отец другой». Я испугался, запаниковал. Что ж это такое? Был порыв, все же, разбудить Анну – удержался. Побежал, разбудил Мишу, объяснил сбивчиво:

– Там, у нас в спальне ребенок, наш младенец, сидит на Анне, на месте живота. Я говорил с ним!

Миша спросонья не понял ничего толком, думал что-то с А., побежал смотреть. Вошли с ним вместе. Младенец говорит:

– Кто это? Это он мой отец?

Я, было, стал объяснять, просил и Демианова сказать ему что-нибудь. М. увел меня за руку, посадил в гостиной, стал успокаивать, поить водой. Выясняется: младенца он не видит, а только я. Так, стало быть, колдовство на меня одного действует. Сделал вид, что все прошло, отправил Мишу спать и вернулся. Ребенок никуда не делся – сидит, смотрит. Я говорю ему:

– Твой отец – я. И ты должен слушать меня. Закрой глаза и спи, и я тоже лягу.

А сам думаю: «засну, проснусь – может быть, его уже и не будет»,– но чувствую: пока он смотрит, я глаз не сомкну. Он говорит:

– Спать не хочу. Хочу знать.

– Что ж ты хочешь знать?

– О грехе.

– Зачем тебе?

– Я сын греха, хочу знать, кто мой отец.

– Ты глуп и не можешь понимать и судить.

Я ждал на это сопротивления, капризов аффектации, но он почему-то вдруг сделался покорным.

– Ладно. Она красивая, – кивая на Анну, – да?

– Да! И предобрая. Ты будешь очень счастлив.

– Ты тоже.

– Я?! Ты, что же, знаешь наше будущее? Расскажи! – качает головкой: