В буче - страница 101
Представитель крайкома, страдальчески морщась, не громко упрекнул:
‐ А все‐таки вы объяснили бы, почему не вы первый сигнализировали в крайком, а
крайком пришел к вам с сигналом?
Лида в изнеможении прикрыла глаза. Она понимала, что Хитаров не мог выступить
по‐другому, хотя у него не больше фактов о преступлениях редактора, чем у нее. Вот и ей
бы надо выступить, к этому обязывает ее положение в редакции, но она не может
выступать так, как Сенк и Ворюгин, и даже как Хитаров.
Представитель крайкома еще раз оглядел всех и спросил:
‐ Кто еще желает высказаться?
Он остановил свой поощряющий взгляд на Лиде. Она собрала все свое мужество и
отрицательно покачала головой.
После собрания, когда все тенями разбрелись по коридору и поодиночке пропадали
в дверях, Хитаров прошел мимо Лиды чужой и замкнутый. Она догнала его, готовя слова
утешения. Но он, не сбавляя шага, сказал:
‐ Черт его знает, какие теперь выводы сделают обо мне. Давай‐ка на время
раздружимся. И не верь, прошу, если когда‐нибудь услышишь что я враг народа.
Боже, и с Хитаровым замутилась прозрачная ясность отношений! Кто, кто же
виновник этого?
Лида была рада, что на днях уедет в отпуск, и, может быть, за это время уляжется
муть, развеять которую она бессильна.
В тот день, когда она вместе с Элей садилась в поезд, оставив дома Васю, собирающегося в пионерский лагерь, все газеты кричали огромными буквами о новом
беспримерном подвиге советских людей. Чкалов, Байдуков и Беляков на самолете АНТ‐25
из Москвы совершили через Северный полюс беспосадочный полет в США и
приземлились в Ванкувер Баракс. И надменная Америка, признавшая СССР только четыре
года назад, сняла перед ними шляпы. Такого полета еще не знала Земля. Таким полетом
особо гордились новосибирцы; ведь Георгий Байдуков их земляк, его родители живут в
Кировском районе, на Первой Широкой улице, 80.
III
Утоптанная тропинка вдоль крутого Обского берега исполосована прямыми тенями
сосновых стволов, будто на ней отпечатался палисадник. Заельцовский бор здесь обжит, исхожен, у подножия старых сосен ‐ только трава да желтые венчики и фиолетовые
колокольца простеньких лесных цветов; и лишь в глубине топорщится мягкими иголками
молоднячок, поукромней схоронившийся от людей.
Вася едва перебирает педалями, рулем сохраняя равновесие, чтобы не очень
перегонять отца и тетю Розу, идущих пешком. Но когда опять вспыхивает в памяти
утренние происшествие в лагере, тогда он мчится во всю силу ‐ ровные полосы света и
тени рябят под колесом, и кажется, что велосипед скачет по лежачему штакетнику и его
будто даже потрясывает.
Вытрясши муторное воспоминание, Вася причаливает к сосне, ощущая ладонью
упругую, шероховатую кору, и поджидает взрослых. Стволы неподвижны, а в вышине
шумят разлапистые вершины с тяжелою зеленью хвои. Ветки на кронах с силою ходят
вразнобой, всей своей массой трутся о высокое небо и шуршат, затихая и усиливаясь.
Крутой берег здесь разломался, весенние потоки промыли в податливой глине
пологую лощину, она замусорена. поросла густо‐зеленой крапивой. На склоне ее, поближе к реке, притулился летний рыбачий домик, сколоченный из неопрятных досок,
на которых сохранились клейма от ящиков; он покрыт ржавым жестяным листом и весь
похож на грязный нарост на чистом теле природы,
Далеко внизу распластались тяжелые воды Оби, такие рябые и серые, будто нету над
ними голубого неба.
Как хорошо начинался этот воскресный денек! Вася встал за пять минут до подъема и
успел еще, в одиночестве услышать вольготный шум сосен. Этот шум вскоре победно
заглушился трубным голосом горнов ‐ и пошла кутерьма разноцветных маек! И третий
слой звуков… звонкий гомон ребят ‐ накрыл и горны, и сосны. Хорошо хоть, что все
произошло до того, как понаехали родители. Ох, и подвело дурацкое пристрастие к
логическому мышлению. Надо же было вчера, стоя на линейке как обычно позади Гоши и
слушая, как ему рапортуют председатели советов отрядов, додуматься до того, что это
нелогично! Если ведет линейку старший вожатый‚ то ему должны рапортовать отрядные
вожатые. Но они обычно кучкой скучают в сторонке. А уж если рапортуют председатели
советов отрядов, то принимать их рапорты должен председатель совета лагеря. Так
решил Вася.
‐ Оно, верно, пожалуй,‐ согласился Гоша ‐А ты сдаешь общий рапорт мне. Завтра
попробуем.
И вот попробовали. У Васиного плеча колыхался еще не поднятый флаг. Отряды
прямыми линиями с трех сторон замкнули площадку ‐ белые блузы с красными
галстуками, одинаково загорелые лица‚ ‐ только волосы были разного цвета и у каждого
по‐своему растеребливались ветерком.
Вася один стоял на середине четвертой стороны прямоугольника, в такой же белой
блузе, такой же загорелый ‐ но один, ‐ перед лицом замершего строя. Он был напряжен, он хотел усилить эту красоту, когда будет салютовать рапортующим и кадого проводит
девизом:
‐ Будь готов!
От бокового строя отделился председатель совета первого отряда Борис Сахно. Он
широко шагал, суетливо работая локтями; на середине площадки помешкал, поворачиваясь к Васе под прямым углом, и так далеко выкинул ногу, что присел на другой
ноге. В строю кто‐то фыркнул.
Сузившимся взглядом Вася внушал Борьке, чтоб тот, не нарушал красоты. Борька
остановился в двух шагах, чмокнул пятками спортсменок и отдал салют. Его голубые глаза
выставились не мигая, а ресницы у него были длинные и задирались кверху; как у
