В буче - страница 15
узкое зарево лизнет самый край небосклона.
После заседания Иван вооружился наганом. Ощущая на ремне его надежную
тяжесть, он шел позади Лиды и охранял ее, почти желая нападения. Тогда он прижмет ее
к себе, загородит телом и будет стрелять.
Лида остановилась, Иван с ходу прикоснулся грудью к ее плечу.
‐ Видишь, низко, на самом юге большую звезду? ‐ Лида протянула вперед руку, приклонилась спиною к Ивану.‐ Видишь, повыше звездочки обрисовали чьи‐то плечи, пониже три звездочки перехватили талию. Это созвездие Ориона. А под ними ‐ Сириус. Я
очень люблю эту звезду.
Иван боялся вздохнуть, чтобы поднявшейся грудью не оттолкнуть плеча, и смотрел
на красивую белую звезду. Она ровно сияла, самая крупная на небе.
Оттуда, от нее, движутся деникинские войска. Может, последнюю ночь светит она
спокойно.
Он смотрел на прозрачный блеск звезды и держал ладонь на весу, чуть ощущая
лишь ворсинки Лидиного платья. С упрямством ожидая пощечины, он прижал ладонь к ее
талии, и лучи Сириуса вдруг протянулись до самых его ресниц. Лида замолкла и
неуверенно опустила руку.
Они долго стояли в эту ночь под окошком родимой хаты.
Махрою уже не пахло, в свежем воздухе около них только чуть повевало горечью.
На смутном лице белела полоска зубов, когда темные губы шептали:
‐ Ты красивый. В тебе столько уверенности и силы! Тебя можно полюбить просто так, только за это... Но ты сам не знаешь, кто ты для меня. Всю жизнь я тосковала от
одиночества ‐ с мужем, с подругами. А здесь у меня ни мужа, ни подруг, но я совсем не
тоскую. Я никогда не думала, что жизнь моя наполнится великим смыслом. Завтра я не
побегу укрываться, чтобы переждать сражение, я буду сражаться за революцию ‐ с тобою
рядом, единственный мой настоящий!
Иван слушал, не вслушиваясь. Спасибо этой самой звезде, что она засветилась
нынешней ночью!
Эту Меловскую ночь Иван теперь часто вспоминал в Воронеже и прислушивался к
себе: почему любовь стала спокойней и снисходительней? Может быть, потому, что
кончились беды и прекратились разлуки? А может, потому, что недостижимое было
достигнуто? Наверное, по всему по этому вместе.
Недаром секретарь губкома, назначая Ивана инструктором‐организатором, говорил:
‐ Теперь можем позволить себе отдышаться. Поработай у нас под рукой и в порядке
партдисциплины поступай на вечерний рабфак, догоняй жену. Хватит нам ходить
неотесанными ‐ великой страною правим. А усишки правильно сбрил. Солидности от них
никакой, одно разоблачение.
Да, после Батраков Лида обрезала косу, а Иван сбрил усы. Словно оба сказали всему
свету: отныне не перед кем нам красоваться, мы семейные люди, мы взрослые люди, и
не нужен нам внешний шик.
Лида работала в редакции «Воронежской коммуны» и часто дежурила по выпуску
номера. Иван заходил за ней, и они поздней ночью шли по пустынным улицам, шутливо
перекликаясь с патрулями ‐ уже не с красноармейскими, а с милицейскими патрулями.
‐ Скоро подымется Венера, ‐ говорила Лида. ‐ Она всегда встает перед рассветом.
Иван посмеивался:
‐ Все равно лучше Сириуса ничего не покажешь.
Он смотрел на девичью фигуру жены и, хоть еще ничего не было заметно, видел: исчезла та воздушная линия, а тело не растворяется в воздухе.
Оба они знали, что будет ребенок.
Дома Лида обычно сидела за книгой. Она все больше носила их в дом, заваливая
подоконники. Книги старого издания лежали плотными стопами ‐ в толстых переплетах, тяжелые и ровные как кирпичи, а новые топорщились в куче ‐ лохматые, желтые, в
ломких, как соломенные, обложках.
‐ Ты как отец ‐ покойник‚ ‐ сердился Иван. ‐ Уткнешься ‐ и не сдвинешь тебя.
‐ А ты что, как Елена Ивановна, гонять меня хочешь от книги? Лучше бы сам почитал
что‐нибудь. Ты, по‐моему, ни одной книжки толще ста страниц не осилил. Елена
Ивановна откликнулась:
‐ Меня уж разделывайте, как душе угодно. А отца то чего всуе поминаете?
‐ Нич‐чего ‐ гордо ответил жене Иван, скрывая обиду. ‐ Мы «Коммунистический
манифест» читали, и «Детскую болезнь левизны», и даже «Государство и революция».
‐ М‐да‚ ‐ примирительно сказал Сергей. ‐ Пойду еще кофе заварю, не наелся что‐то.
Иван и Лида задумчиво посмотрели в спину товарищу и встретились расстроенными
взглядами.
‐ Мать, ничего у тебя, случаем, не припрятано на черный день? – спросил Иван.‐
Оладьев бы ему напекла, что ли!
‐ А поди ты со своими оладьями! ‐ рассердилась Елена Ивановна. ‐ На воде в их тебе
испеку? ‐ она встала, отложила штопку.‐ Хлеб к завтраку заховала, пойтить отрезать
ему.
‐ Секретарь сообщил сегодня‚ ‐ сказал Иван, ‐ что в ЦК разрабатывают меры
материальной помощи партийному активу… Да успеют ли? Один умный товарищ
верно сказал: «Коммунисты при нэпе оказались париями в собственном
государстве». Нам с тобой торговать нечем. А рублишко все падает. Сегодняшний
курс ‐ двести тысяч. В десять раз за полгода! Спекулянты пользуются, а нашу
зарплату можно на гвоздик вешать... по соседству с ванной.
‐ Ты знаешь, что такое парии? ‐ удивилась Лида.
Иван хмыкнул:
‐ А ты думала? Я ведь твои романы не читаю, а в историю заглядывал.
Он нарочно подразнил Лиду, зная, что она не терпит, когда так произносят
слово «роман». Но на сей раз жена не рассердилась и долго не могла погасить в
глазах удивление.
Иван не умел каждый вечер сидеть за книгой. После губкомовского дня ему
нужна была поживей разрядка. Он то на кухню уходил поболтать с товарищами, то
