В буче - страница 16
отправлялся с Таней в сад имени Карла Маркса, где на дорожках девушки с
красноармейцами танцевали под военный оркестр.
Но вдруг он хватался за книгу и сидел ночи напролет, подчеркивая и
выписывая что‐то. Он читал вперемежку и то, что требовалось программой
заочного рабфака, и то, что было необходимо ему, как политическому
руководителю. На горьковскую «Мать» и на бухаринскую «Азбуку коммунизма», на «Отцов и детей» и на «Русскую историю в самом сжатом очерке» он затрачивал
примерно одинаковое время, словно романы были учебниками, а историко‐
философские произведения ‐ беллетристикой.
Не выспавшийся, он шел в губком, а ночью опять шелестел страницами, отгородив от Лиды лампу абажуром из газеты. Наутро у него были утомленные
глаза с красными прожилками на белках.
Так было, пока он до конца не прорабатывал (по его выражению) книгу. А
потом несколько ночей отсыпался, заваливаясь сразу после кофе.
Лида подшучивала над таким чтением. Порою муж казался ей капризным и
легкомысленным ребенком, который никак не желает усвоить то, что внушают
ему опытные люди.
Подшучивала она скорей в воспитательных целях, а сама думала с
сожалением: «Что могла ему дать несчастная церковноприходская школа?»
Однажды Иван взял с окна томик, пробежал оглавление и хмыкнул
изумленно: «Унтер Пришибеев». Он потащил книгу к столу, покосившись на Лиду.
Хохотал он скорее от радости, что совсем не похож на этого идиотского
унтера, которым обозвал его когда‐то старик Тверцов.
‐ Ну, и старый хрыч!
Лида потянулась через стол, заглянула в страницу и с довольной улыбкой
сказала:
‐ А‐а, Чехов! О Пришибееве? Действительно, хрыч. Замечательно, верно?
‐ Да уж куда замечательней!
‐ Читай, читай! Тебе ой как много надо прочесть! ‐ Она закинула руки за
голову, опустила в их скрещение затылок, и светлые глаза ее стали наивными ‐
Посмотреть бы опять хоть одним глазочком «Три сестры». Маша‐Книппер‐Чехова, Вершинин‐Станиславскии, барон Тузенбах‐Качалов, Василий Иванович.
Приподняв бровь, Иван насмешливо вслушивался в мечтательный тон жены, а сам уже читал следующий рассказ, желая отыскать что‐нибудь такое, чем в ответ
можно было садануть Тверцова под самое ребро.
И почему месяц назад не попалась эта книга, когда опять пришлось
схватиться со старой глыбой ‐ да не в пустом коридоре, а на людях!
Десятый съезд в марте 1921 года прихлопнул оппозицию и поручил всем
организациям строжайше не допускать фракционных выступлений. Тверцов вроде
утихомирился. Работал он в губпрофсовете, и губком не возражал, когда он взял
на себя главную работу по созыву губернской профсоюзной конференции.
Однако, памятуя старые грехи, на конференцию послали Москалева с поручением
‐ последить, чтобы старик опять не свихнулся.
Заседание партийной фракции прошло благополучно, только Ивана
насторожило малое количество коммунистов среди делегатов. Да и рабочих было
не так уж густо ‐ все больше аппаратчики совпрофа да губкомов отдельных
профсоюзов.
‐ Как же это вы проводили выборы?‐ спросил Иван.
‐ Послушайте, ответил Тверцов. Хоть вы и сбрили усы, но из юного возраста
еще не вышли. И по молодости спутали профсоюзную конференцию с партийной.
‐ Смотрите, как бы вы опять чего не напутали‚‐ грубо сказал Иван.
Он чувствовал себя раздраженно, потому что к вечеру поташнивало от
голода. Несколько часов после обеда было терпимо, а потом начинало потягивать
изнутри, будто кто‐то посасывал стенки желудка, и от этого тупело в голове.
Лампы горели только над возвышением президиума, поэтому трудно было
разглядеть лица в полутемном зале. А вглядываться надо было. Иван приметил
тут немало тех, которые шли за Троцким во время прошлогодней дискуссии о
профсоюзах, и тех, кто ходил в «рабочей» оппозиции до десятого съезда И все
они, конечно, так же раздражены и готовы сорваться в драку, потому что, увы, не
один Иван подтянул живот. Вон глыба ‐ и то как‐то осела, будто подтаяла на
солнце.
Иван слушал речи делегатов о безработице, о падении реальной зарплаты, о том, что в Воронеже выдано пять тысяч патентов частным промышленникам и
торговцам ‐ пяти тысячам буржуев разрешено легально насаждать
капиталистической способ производства и частную торговлю!
Что ж, факты правильные, ему самому противно видеть, как по проспекту
Революции стали разгуливать дельцы в котелках... Иван задумался, и голос
выступающего отодвинулся, замутился, показалось, что над трибуной тоже
погасили лампу... Где‐то в туманном воздухе повис перед глазами котелок.
Котелок с картошкой, она разварилась, разлохматилась, лежит белой грудой, и от
нее идет горячий пахучий пар... Тьфу, наваждение!.. Факты правильные. Главное, какие выводы делают из них делегаты? Нельзя отвлекаться, надо уловить все
оттенки мнений и твердо отстоять новую экономическую политику партии.
Иван проглотил слюну и сжал кулаки, освобождаясь от расслабленности.
Он полностью принял нэп, хотя на себе пока никак не испытал его
благотворных результатов. Он воочию видел, что свобода торговли была самым
страшным ударом по кулацким восстаниям, смертельней, чем удар войск
Антонова‐Овсеенки и Котовского на Тамбовщине. Среднее крестьянство разом
повернулось к советской власти. И не раз вспоминал Иван наставление секретаря
губкома. что придется с алгеброй в руках разбираться: кто кулак, а кто дурак.
Правда, кулаки тоже пользуются нэпом. Однако Ильич сказал: отступление,‐ но
