В буче - страница 19

‐ Доплясались, товарищ Тверцов. Хватит. Крышка,‐ с наслаждением отчеканил Иван.

‐ А вы, юноша, начинаете плясать слишком резво. Можете сломать ногу. Шляпников

пока член ЦК, а я, по крайней мере, член партии. Ваша злобная вражда к партийной

интеллигенции даром вам не пройдет.

Иван доволен был своей победой, ему не хотелось продолжать дискуссию, поэтому

он почти добродушно сказал:

‐ У меня жена‐партийная интеллигентна, а я ее очень люблю. А с партией вы теперь

можете прощаться.

Иван отвернулся и пошел своей дорогой, радуясь, что последнее слово осталось за

ним, что все же он взял верх над глыбой в этой затянувшейся драке.

...Ничего, ладно получилось и без Чехова.

Да! Не то, чтобы «очень», но любил Иван свою «партийную интеллигентку». А вот

нежным с ней оказывается, не был. Это он понял, лишь, когда познал нежность. К весне

исказилась девичья фигура, налилась грудь, бережней стала походка. И снова стали

грубыми собственные руки. Теперь они боялись касаться изменившегося тела, чтобы не

причинить боли, не нарушить чего‐то.

Елена Ивановна многоопытно предрекала Лиде:

‐ Скоро капрызничать начнешь. То тебе кисленького подай, то солененького.

Иван ждал, Иван хотел этого, но Лида не капризничала и ничего не просила. Он

боялся, когда она уходила в редакцию, боялся, когда без него оставалась дома, и, встречаясь, хватал ее за руки, сам болезненно морщился от своего резкого жеста и готов

был кричать: «Слава Богу!»

Все в семье уверовали, что будет мальчик: Елена Ивановна по каким‐то своим

приметам, Иван с Лидой потому, что им так хотелось, а Таня ‐ заодно со всеми.

‐ Назовем его Васей, ‐ сказала Лида.

Иван подумал и осторожно не согласился:

‐ Ну‐у, это вроде будет кот Васька. Можно уж вам и покрасивее имя выбрать.

‐ Не кот Васька, а василек, любимый цветок мой, ‐ быстро заговорила Лида. ‐ Нет, нет! Обязательно Васей назовем.

‐ Самое православное имя, поддержала Елена Ивановна. ‐ Зачем мудрить‐то? Чай, не

графья какие‐нибудь.

‐ Вася будет у нас, ‐ с тихой улыбкой сказала Лида. ‐ Как хорошо это будет, слушай: Василий Иванович.

Часть вторая

ВАСИНО УТРО

I

Васе ничего не снилось. Проснувшись, он ни с чем не расстался. Его разбудили

пронзительные женские голоса.

Он сел, протирая тылом ладошек глаза, ослепленные зеленым солнечным светом, который лился из раскрытого окошка.

Но сидеть было некогда. Едва вспомнилось, что сегодня воскресенье, как не только

глаза, но и всего нетерпеливо ослепило таким же радостным светом.

В соседней комнате спят мама с папой. Там окна завешены и темно. Можно

ворваться туда, забраться под одеяло и втиснуться посередке и замереть в тесноте. Мама

с папой будут ворчать и смеяться, и будет очень хорошо и немножко боязно, потому что

они все‐таки чуть сердятся. А все равно им тоже приятно.

Но это успеется. Там пока тихо, а будить их нехорошо. Бабушка говорит, что они и

так‐то спят только по воскресеньям. Это похоже на правду: целую неделю не приезжают

они на дачу.

Мама с папой еще впереди. Пока надо спешить на веранду, где бабушка

разговаривает с торговками. Они принесли всякую вкусную всячину ‐ ягоды, сливки, творог. Если не застать их, то бабушка рассует накупленное и ничего потом не найдешь.

Пол на веранде был ярко‐желтый и теплее, чем в комнате. На нем наискось лежала

тонкая черная тень от столба. А все вокруг было зеленое, как будто не от солнца, а от

сосен шел свет. Пахло нагретой хвоей, ягодами и укропом, и еще такой теплой свежестью, какою пахнет только утреннее солнце. Тянуло душистой гарью дымка.

Бабушка услышала топоток на крыльце и оглянулась:

‐ Уже вскочил ни свет ни заря?

Она сказала ворчливо, а глаза были добрыми и звали к себе. Ни к кому, даже к маме, так не прижмешься, как к бабушке. Но при чужих Вася застеснялся, поддернул трусы и

вежливо сказал:

‐ Здравствуйте.

Бабушка стояла на ступеньке и держала в руках безмен, на крючке которого висел

марлевый узелок с творогом. Толстая торговка, одним глазом поглядывая на безмен, заулыбалась:

‐ Какой он крепенький у вас да загорелый!

‐ А! К нему солнце аж с самого февраля пристаеть сказала бабушка певучим от

умиления голосом.‐ К осени, что твой негр будеть.

Вася безразлично выслушал этот разговор: на ступеньке, возле бабушкиного подола, он увидел миску с малиной. Ягода была насыпана горкой и манила густым матовым

цветом с прохладным седым налетом.

Вася пошлепал губами, потер кулачком рот и, соскочив на ступеньку, потеребил

бабушку за юбку.

‐ Дай попробовать, шепотом попросил он

Бабушка оглянулась на дверь и шепнула:

‐ Попробуй трошки. Но, не приведи господь, мать увидить ‐ так она дасть нам ходу.

Опять скажеть, аппетит ребенку перебиваешь, старая...

Вася знал, что мама никогда не говорит бабушке ‹старая› и всегда называет ее

вежливо на «вы». Это было даже немного удивительно. Ведь есть такое правило: всех

своих надо звать на «ты», а всех чужих, хотя бы и знакомых ‐ «вы». А мама свою родную

бабушку зовет на ‹вы».

Но в остальном бабушка права: мама не велит есть сладкое перед едой и сильно

сердится. Даже когда Васе просто не хочется есть, она у всех допытывается: что давали

ребенку?

Мимолетно рассуждая об этом, Вася запустил руку в миску и почувствовал

прохладную влажность, от которой пальцы сейчас станут красными.

‐ Элька спить? ‐ спросила бабушка, кладя на ступеньку марлевый узелок и вынимая