В буче - страница 47

статью в набор для сегодняшнего номера, она убедилась, что напрасны были и та ужасная

ночь, и ее принципиальность перед мужем, и унижение ревности. Иван все равно

победил, сам не зная об этом до сегодняшнего утра, пока не прочитал газету.

Ведь позавчера редактор, поморщившись‚ вычеркнул концовку, в которой Лида

критиковала Москалева.

Это называется принципиальностью? ‐ спросила Лида, глядя на синие кресты от

редакторского карандаша. ‐ Сталин в своей статье, невзирая на чины, бьет по всем

перегибщикам.

Лицо редактора осталось неподвижным, он только поднял тяжелые, набрякшие

веки, помолчал и снова опустил их, глядя на перечеркнутые листки.

‐ Когда Сталин прошлой зимой был у нас в Сибири, он поснимал уйму секретарей, председателей и прокуроров за медлительность в карательных мерах. Многих из них

тотчас поарестовывали. Знаете вы об этом?

‐ Слышала мельком, но думала ‐ преувеличивают.

Редактор сказал чуть грустно, с упреком:

‐ Мне довелось в двух районах на Алтае сопровождать Сталина.

Лида чувствовала себя пришибленной... Вот и кончился ее спор с мужем. А так‐то

легко быть победителем, Иван, так не прибавится к тебе уважения...

‐ Но... как это... совместить с его статьей? ‐ спросила Лида. ‐ Не знаю.

С тех пор Лида все думает, все пытается оправдать разлад у вождя между словом и

делом, но только и вытекала из этого разлада невероятная дилемма: или Сталин

публичным гуманным жестом прикрывает жестокость своей политики, или он искренне

требует от других соблюдения законности, считая, что для него‐то законы не писаны.

Такого еще не было в партии, такое невозможно было при Ленине...

...Вот он, победитель, позади охорашивается перед зеркалом. Он спозаранку

побрился, вычистил сапоги, Елена Ивановна подшила ему свежий подворотничок к

гимнастерке. Словно собирается не на службу, а на свидание

Звякнул флакон, запахло духами.

‐ Оставь в покое мои духи, ‐ сказала Лида, страдая от мелочности собственных

подозрений.

‐ Я чуток,‐ попросил Иван. ‐ Поеду на съезд ‐ опять привезу.

‐ Не уверена, что они будут предназначены мне.

После короткой паузы Иван спросил:

‐ А кому же?

Эту паузу Лида еле переждала и лишь тогда обернулась. Иван пригнулся к зеркалу, которое было прислонено к стене, а снизу упиралось в гвоздики, вбитые в туалетный

столик. Лида увидела вблизи упрямый затылок мужа, а в глубине ‐ отражение лица: чисто

выбритую скуластую щеку и карий глаз, жестко глядящий на нее из зеркала.

‐ Ты вот что, сказал Иван сквозь зубы. ‐ Статейку твою резанули, так ты на меня

взъерепенилась?

Молодой и кудрявый, в поскрипывающих сапогах, в отглаженной гимнастерке, на

которой были разогнаны складочки, он пошел к двери и, прежде чем открыть ее, прибавил весело, примирительно:

‐ Поперед батьки в пекло сунулась ‐ вот и вся ситуация.

Лида, с тоской ожидая, что он уйдет, сказала:

‐ Все вы сильны задним умом.

Иван усмехнулся:

‐ А у тебя все‐таки правые настроения, ей‐богу!

‐ Зато за ваши левые Сталин вас стукнул.

‐ Ну‐ну! Я сам стукнул Боброва с Ковязиным.

Он вышел, в коридоре его голос смешался с детскими голосами, что‐то любовно

проговорила Елена Ивановна. Щелкнул замок входной двери. Лида сидела, закрыв глаза, ощущая лицом теплую струю солнца через круглую отдушину в замерзшем окне, и

казалось ей, что Иван ушел навсегда.

Скоро и Лида собралась из дому. В редакции она будет заниматься тем же, чем и

Москалев в своем окружкоме, семфондом, дефтоварами и ликвидацией кулачества, как

класса, Те же дела, те же цели. Так почему ж нету лада в семье?

Кирпичное побеленное здание редакции, обросшее с боков и тыла деревянными

домами, стояло на углу улиц Советской и Коммунистической ‐вряд ли найти удачнее

место для печатного органа советской власти и коммунистической партии, для органа

крайкома и крайисполкома. Здание было спланировано с гениальной примитивностью: из конца в конец‐коридор, прямой и темный как дуло у пушки, а по обе стороны‐двери, двери, двери.

Двери открывались и захлопывались, люди наискосок пересекали коридор, сталкивались друг с другом. взмахивая бумагами, и голоса их смешивались со стрекотом

«Ундервудов».

Пока Лида добралась до своей литсотруднической клетушки, где едва умещались стол

и два стула, но которая тоже именовалась кабинетом, она уже знала последние новости: правительство приняло решение о строительстве первых городов социалистического типа

Сталинград, Новосибирск, Магнитогорск, Сталинск, Прокопьевск; за декаду марта по

Сибирскому краю предано суду 80 кулаков: на коксострое в Кузбассе произошел о6вал

тепляка, обнаружено, что он строился без проекта.

В ее «кабинет» зашел завотделом колхозного строительства, худенький живчик со

смешной фамилией Ворюгин, с безмятежными, ясными глазами. Даже когда он сердился, глаза оставались безмятежными, будто не имели отношения к переживаниям своего

обладателя.

‐ Поздравляю со статьей, ‐ и сказал он,‐ Вот в данной обстановке ‐ своевременно.

Он подытоживал спор, ибо по выступления Сталина был против статьи о Кожурихе.

Лида все же поблагодарила за поздравление, хотя не удержалась:

‐ Своевременно ‐ потому что теперь бесспорно? Директива есть? Не так ли?

‐ Эх, Москалева! ‐ покачал с бочка на бочок головой Ворюгин и обдал ее лучезарным

светом глаз. ‐ Уменье газетчика в том, чтобы чутко следить за всеми оттенками в

изменении политики и мгновенно их подхватывать.