В буче - страница 63

‐ Вот так‐то, ‐ сказал Иван Цехминистрюку.‐ А то рабскими темпами ползете. Ими из

вашей нищеты не выбраться. Теперь тебе не двадцатый год ‐ кое‐что поднакопили и для

материального стимула.

Цехминистрюк за это время привязался к Ивану, да и тот как‐то привык к этому

неповоротливому и неумелому руководителю. Они сидели в сельсовете. Цехминистрюк в

углу на табуретке чадил «козьей ножкой» и ласкал взглядом Ивана, сидевшего за

председательским столом.

Учись, учись, пока я здесь‚ ‐ говорил Москалев ‐ Нам с тобой еще долго руководить, пока смена подрастет, умелая да ученая.

‐ Вот ты, Иван Осипович, все нас бедностью попрекаешь. А наша бедность честная, большевистская. На круг семь копеек на трудодень даем, стало быть от государства

лишнего не прячем. А у соседей, в Емельяновском сельсовете, есть колхоз «Второй

большевистский сев». Там в прошлом годе на трудодень пришлось рубль семьдесят

шесть копеек да шесть килограммов хлеба.

‐ Чего, спрашивается, государству осталось?

‐ Емельяновский сельсовет у нас передовой по севу,‐ проговорил Иван, насторожившись. ‐ А колхоз этот я не знаю. И уже заработала мысль: «Неужели мы

недоучли хлебозаготовки? Неужели прячут и делят? Похоже на новый кулацкий маневр».

‐ Насчет большевистской бедности городишь ты чепуху. Весь большевизм стоит на

том, чтобы ликвидировать нищету. Сейчас ею хвалиться позорно. Ты, кстати, повесь на

сельсовете наш новый партийный лозунг, выдвинутый товарищем Сталиным: «Сделать

все колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными».

Он говорил это, а сам думал, что спозаранку надо выезжать, что новая проблема уже

тянет к себе и надо разбираться с этим окаянным «Вторым большевистским севом».

‐ Пойду,‐ сказал он, вставая, скучным голосом, с померкшим настроением: ‐ Завтра

спозаранку поеду. Кончай сев, да еще раз напомни коммунистам: невыполнение заданий

будет рассматриваться как неумение бороться за директивы и дело партии.

Наутро снова навстречу «Бьюику» побежала дорога.

Сначала она серой полосой тянулась между черных пашен и сизых озимей, а затем

нырнула в сосново‐березовый лес. Когда она совсем было уперлась в пеструю, коричневато‐белую стену, показался крутой поворот, и «Бьюик», вывернув из колеи, прошелестел левыми колёсами по сухой прошлогодней траве. Деревья расступились, распахнув черно‐голубое пространство земли и неба. На краю поля стоял пятистенный

дом под тесовой крышей. Поодаль под навесом виднелась обмазанная глиной печь.

Возле дома трое человек дружно повернулись к приближающемуся автомобилю.

«Чистый кулацкий отруб! ‐ подумал Иван, стараясь заранее разглядеть людей.‐

Наверное, бригадир тут прижился!»

Когда Москалев назвал себя, к нему шагнул наголо обритый человек в тюбетейке, с

полным загорелым лицом, курносый, с пухлыми детскими губами.

‐ Давиденко Михаил‚— сказал он спокойно и радушно.‐ Председатель колхоза

«Второй большевистский сев».

Москалев покосился на его крепкие, округлые щеки.

Вторым представился старичок в валеной шапке, замызганной и довольно

бесформенной. Он оказался инспектором по качеству. Третий был бригадир, азиатского

типа человек, черноусый, с глубокой морщиной на переносье.

‐ Кто живет?‐ спросил Иван, указывая на избу и по своей догадке уже обращаясь к

бригадиру.

‐ Плугари да сеяльщики, да бороноволоки‚‐ ответил Давиденко и вежливо пояснил

горожанину – Это называется полевой стан.

‐ Слыхал про такие‚‐ обиделся Иван и пошел в

избу.

Горницу занимали двухъярусные нары, покрытые лоскутными одеялами, в передней

избе стояли канцелярский стол и шкаф с библиотекой, висели доска показателей и ящик с

аптечкой. Насев да уборку колхозную контору сюда переносим‚ сказал Давиденко.

‐ Сподручнее так‐то.

Москалев постоял в раздумье и сказал то, что само

вырвалось:

‐ Культурно живете.

Потом пошли на поле. Иван присел на корточки, чувствуя под сапогами мягкую, податливую землю, и зарылся руками в её влажную прохладу, добираясь до семян.

‐ Не сумлевайтесь, сказал старик. – Лично проверял. Заделка на совесть, лишь бы дал

бог лето да осень.

Всего полдня пробыл Иван в колхозе. Он видел вспаханные массивы и последний

незасеянный клин, на котором работали три конных сеялки, этот клин был раскорчеван в

прошлом году, для чего купили корчевальную машину, отдав личные сбережения в долг

колхозу. Первый взнос в 200 рублей сделал Давиденко, коммунист, председатель , недавний отделенный командир в Краснознаменной армии Блюхера.

Иван видел хороших коней, каждый из которых имел нумерованный хомут со

специальной вешалкой. На его замечание: «Гладкие у вас кони», ‐ был получен ответ:

‐ Мы их чистим мешком с овсом.

Он видел книжки колхозников, в которые каждый день вписывались трудодни. Он

узнал, что на посевной работало 42 плуга, и лошади посменно ставились на подкормку.

Он увидел людей, которые умеют хозяйствовать, и ему было стыдно за свои подозрения.

« Чертов Цехминистрюк, ‐ сердито усмехнулся он. – тоже мне нашелся гуссит –

проповедник равенства в бедности».

‐ Что, мало погостили? – спросил Давиденко. – За три года, как существуем, первый

раз видим секретаря горкома.

‐ Такое наше дело, ‐ ответил Москалев, крепко пожимая ему руку. ‐ У добрых людей

загащиваться не приходится. Дольше там гостим, где хозяева хуже.

Уже сев в машину, он опять открыл дверцу. У него давно зудело желание что‐то еще