Том 5. Очерки, статьи, речи - страница 190
Князь живет в старозаветном купеческом доме, в целом этаже, транжирит свой миллион, покупает все, что в голову взбредет, кутит с испанкой и француженкой, раздает в долг без отдачи направо и налево. С ним постоянно проводит время заинтересованная им племянница Антонины — Ирина, поклонница «красивой жизни».
Антонина Павловна, княгиня Тверянская, возвращается из Парижа: элегантная, изящная, со вкусом одетая, красивая, холодная, и с негритенком; ожидает к себе какого-то маркиза из Парижа. Разумеется, сейчас же видом своим и повадкой Антонина Павловна князю «дает в глаза». На этот раз уже она на его намеки предлагает ему быть в границах и напоминает его же слова о разнице культур.
Между тем год прошел, и князь просадил все свои деньги; случилось это совершенно неожиданно для него самого; просто из конторы пришли сказать, что денег на счету у князя больше нет и только что купленные ковры придется отослать обратно в магазин. Князь, который предполагал застрелиться, когда кончится «красивая жизнь», растерялся. Ирина, «поклонница красивой жизни», считает, что ее роль около «сказочного принца» кончена, и уезжает за границу; князь ведь, в сущности, увлечен своей женой, а жена увлечена им, и потому все кончается к общему удовольствию и родных князя, и его подозрительных друзей, и старозаветной матери Антонины Павловны, и старых слуг: князь и княгиня поселяются в одном этаже. У Антонины Павловны еще сколько угодно миллионов, их хватит на все прихоти купеческие и на все прихоти княжеские.
Первые два действия — до отъезда Антонины в Париж — написаны с мастерством, наблюдательно, выпукло; вторые два — чуть похуже, немножко торопливо собраны все концы, которых оказалось много, потому что и разные второстепенные лица живы и принимают действительное участие в пьесе. Единственный, пожалуй, «положительный тип» проведен сквозь пьесу очень умеренно и ненавязчиво, так что о нем почти забываешь; это — брат Саладиной, молодой студент, который считает, что жизнь интересна только тогда, когда ее сам для себя строишь всю, до последней мелочи; поэтому он, к ужасу своей сестры, не берет у нее ни копейки до тех пор, пока не выходит в люди, не становится инженером.
Есть несколько сцен нудных, по-плохому театральных, но большинство — очень выразительных; немножко неприятны разговоры о «красивой жизни», представительница коей Ирина как-то раздвоена в глазах автора: с одной стороны, он находит в ней какие-то теплые бытовые черты, делающие ее интересной и понятной (например, в сценах ссор с Саладиной); с другой — в ней есть что-то отвлеченное, так сказать, мало телесное, что особенно поражает рядом с другими лицами, которых всегда и видно и слышно, и даже больше того: есть в пьесе какая-то сильная чувственность, не слишком приятная: как будто пахнет и меблированными комнатами, и старой мебелью, и телом, и кредитками. К этому, в сущности, и сводится главный недостаток пьесы; очень она terre а terre, жаль, что талант, наблюдательность и уменье расточены на такой пустячный и немножко дурно пахнущий анекдот.
В виду всего сказанного пьесу нельзя не признать возможной, но следует признать не особенно желательной для постановки на сцене.
В.И. Пржевалинский. Уланы Кайзера (Эпизод войны)
Драма в пяти действиях и шести картинах 1–6/II 1917 г. Действующая армия
В сценах серых, а порой отвратительных, как сама жизнь, когда на нее смотрят обывательскими глазами, автор изображает все то, что, по всей вероятности, случалось и до сих пор может случиться с людьми, живущими в полосе военных действий.
У помещика на Волыни — усадьба, хозяйство, дочь-невеста. Дом — полная чаша. В июле 1914 года жених уходит на войну. Осенью 1915 года, во время отступления, в именье приходят немецкие уланы, жгут, грабят, помещика приговаривают к расстрелу, дочь его насилуют. Помещику с дочерью удается бежать, они сначала прячутся в лесной землянке, а в январе 1916 года — в доме у ксендза. Дочь забеременела и повесилась. Вот и все.
Немцы и поляки говорят на том же языке, что и русские, иногда только вставляя слова «националь напиток», «кавиар» или «так, муй ойче». Мужички, или русские пейзане, говорят: «Рассея-то… как раскачается да ухнет, так все немцы и с кайзером верх тормашки полетят».
Пьеса, стоящая совершенно вне литературы, неприемлема для постановки на сцене.
Н. Иртеньев. Хананеянка
Пьеса в одном действии (Из рассказа автора)
Молодой художник женился на великосветской барышне, тоже художнице. В то время как молодые, устав от двухнедельных визитов, сидят в своем «гнездышке» и говорят друг другу нежные пошлости, приходит приятель художника в затасканном пиджаке и грязной косоворотке — тоже художник; его монологи доказывают, что автор знаком по меньшей мере с переделками из Достоевского для нужд суворинского театра: «Знаю сам, что скотина; все нутро вопит: так, господи! скотина я беспросветная!»
Молодой муж в ужасе, как отнесется к его приятелю молодая великосветская жена. О, счастье! Художника приютила не только его чистая и прекрасная «Нотя», но и добрая молодая горничная, которая в восторге от своих господ. Спившийся приятель теперь поселится у них и будет писать картину, «такую прекрасную, — лучше всех!» Все растроганы. Занавес.
Драматический этюд, сочиненный с лучшими намерениями, носит на себе след такой любительщины, которая делает его неприемлемым для постановки на сцене.
Н. Федоров. Корни жизни
Комедия в четырех действиях