Том 5. Очерки, статьи, речи - страница 193
Нам, читателям, стыдно не знать «Саламбо»; но письмо автора романа к его критику мы все-таки имеем право не читать.
Лучше писателю воздержаться. Лучше не вмешивать свое самолюбие в дело своей жизни. Пусть произведение говорит само за себя.
4 декабря 1915
<Заявление в редакции «Биржевых ведомостей» и «Театральной Газеты»>
Ал. Блок просит сообщить, что стихотворение его «Не подходите к ней с вопросами» инсценировано для экрана без его ведома и разрешения.
— Любя кинематограф, — говорит Ал. Блок, скорее домашней любовью, я не могу не порицать многих действий кинематографистов, главным образом в области обкрадывания писателей. С этим надо серьезно бороться.
1915
Письмо в редакцию <газеты «Биржевые ведомости»>
М. г., г. редактор!
Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим долгом выразить искреннее возмущение по поводу тех выражений, которые допустил профессор В. Н. Сперанский в беседе с сотрудником «Биржевых ведомостей». В утреннем нумере от 16-го января напечатано буквально следующее: «Горький — живой труп, и гальванизировать его бесполезно». Не желая оспаривать по существу более чем странное, с нашей точки зрения, мнение проф. Сперанского об авторе недавно написанной книги «Детство», мы хотим, однако, подчеркнуть, что выражения, в которые это мнение облечено, неприличны с точки зрения литературной и оскорбительны с точки зрения человеческой.
Поликсена Соловьева (Allegro),
3. К. Гиппиус,
Д.В. Философов,
Александр Блок.
16 января 1916
К избирателям
Казалось бы, выборы гласных в городскую думу — дело маленькое, не имеющее связи с организацией нашей победы над врагом.
На самом деле это — не так.
Обновленческая партия имеет такое же отношение к хозяйству столицы, какое прогрессивный блок — к общегосударственному хозяйству.
Такова связь общая. А вот ближайшая.
Из отчета о деятельности городских попечительств, составленного Л. Я. Гуревич, следует ясно, что трудная работа налаживалась только там, где работали прогрессивные, обновленческие элементы. В остальных случаях дело шло крайне вяло.
Если теперь восторжествуют стародумцы, мы вверим огромный бюджет столицы, уже равный приблизительно бюджету, например, целой Швейцарии, — людям непросвещенным, темным и косным. Мы не можем учесть того вреда, который произойдет от этого. В частности, мы можем опасаться за судьбы семейств запасных и ратников, которые требуют теперь все больших забот.
Мы твердо знаем, что весь расчет старо думцев покоится только на косности и лени избирателей. Страна просыпается не по дням, а по часам, но косности и лени все еще много. Все еще действуют кое-где разлагающие яды, которые расточались в течение десятков лет нововременцами всякого рода. Секрет их действенности заключался не столько в каких-нибудь программах, которые они меняли, в зависимости от выгод, сколько в умелой пропаганде всякого воздержания от действия, в замалчивании вопиющих фактов.
Мы должны помнить, что чем больше ставится обывателям препятствий, чем более ограничено число их высоким цензом, — тем большая ответственность лежит на тех сравнительно немногих, кто может использовать свое избирательное право.
Мы все еще «ленивы и нелюбопытны» — по слову Пушкина, но как легко в данном случае победить свою лень!
Стоит только в назначенный день пойти к урне и опустить в нее свой бюллетень.
Не может быть сомнения в том, что в эту трудную минуту большинство бюллетеней будет содержать в себе имя из числа предложенных обновленческим комитетом. Пусть только все, кто может, используют свое право, твердо помня, что это — уже не маленькое дело, что это непосредственно связано и с обороной страны и со всяческим ее расцветом в будущем.
Февраль 1916
Приложения
Заметки и наброски
<Заметки о Владимире Соловьеве>
В передней перед панихидой (глаза). На площадке лестницы, когда выносили гроб и тетя Саша повисла на нем. За гробом на улице впереди меня, с непокрытой головой, ушедшей в поднятые плечи, и серая сталь волос на потертом буром воротнике шубы. Замечание Адама Феликсовича Кублицкого-Пиоттух.
В то время в средних петербургских кругах особенно ненавидели Вл. Соловьева. О нем распространяли мелкие и наивные сплетни.
Потом — рассказы о пророчестве об Антихристе в Городской думе; лицо и проникновенный голос; однако известный публицист счел остроумным упасть со стула.
Потом скоро — смерть. Потом — потоки дружеских воспоминаний, где рассказывались все исключительно чудные и странные поступки. Эти воспоминания мелькают в журналах и до сих пор. Особенно — о хохоте. Большею частью говорят, что хохот был странный, иногда — обидный, добродушный, акающий, почти мальчишеский; одна известная писательница, впрочем, говорила мне обратное: что хохот был страшный, что виден был огромный черный рот (хохотал, зияя черным ртом).
Все непохожее на обыкновенное всегда странно и обидно, а в лучшем случае — отвратительно и страшно. Непохожих принято уничтожать.
Осень 1910 <?>
<Начало статьи>
В 1908–1909 годах главной темой петербургских религиозно-философских собраний был вопрос об «интеллигенции и народе». Были шумные споры, доходившие до крика; были веские возражения с «классовой» точки зрения, наряду с глумлением, ехидством и истерическими выпадами; была борьба логик, самолюбий, «дворянские покаяния» и «разночинская» самоуверенность, случаи образцового непонимания друг друга и, обратно, какое-то сверхпонимание, с полунамека или вовсе без слов. Во всяком случае, было празднично и бодро, старые и маститые писатели услышали в этой теме свое заветное и старинное и ответили юным молодыми словами; верую, что иные слова старых были тогда моложе и вечнее иных слов юных, что за ними таились опыт и пытка десятилетий и что слова были белы, как седины самих говорящих, и бескорыстны, как они.
