Ответ г. Градовскому на его разбор «Записки» К. С. - страница 2

Пойдем далее. Государство, фантазирует г. Градовский, по учению славянофилов, есть будто бы «только внешняя материальная сила», а так как они «отрицают необходимость и внешних законов, и всяких юридических форм», без которых немыслима государственная жизнь, то их «учение есть теория юридически бесформенного государства, построенного на одних нравственных началах». Посмотрим, что говорят «славянофилы».

Без сомнения, государство – сила, и сила именно внешняя, с этим не станет спорить и г. Градовский, но этим не исчерпывается его определение. «Государство, – выражается Самарин в статье, помещенной вслед за запискою К. С. Аксакова, в 29 N „Руси“, – есть существенное условие общежития и как таковое служит к достижению предназначенных человечеству целей». «Государство, – говорит Хомяков, – есть внешняя правда». Внешняя правда, то есть правда формальная, условная, выражающаяся в юридических формах, составляющая компромисс, сделку между высшими, идеальными требованиями правды внутренней, нравственной, и внешними требованиями правильного общежития в данную минуту. «Внутренний закон, – пишет в своей „Записке“ К. С. Аксаков, – для людей недостаточен»; он мог бы быть достаточен только тогда, когда бы люди были совершенны, «но они не таковы, и потому необходим закон внешний, необходимо государство». Стало быть, если внешний закон, по мнению «славянофилов», необходим, то он ими не отрицается, как храбро утверждает ученый профессор! Стало быть, государство и внешний закон мыслятся «славянофилами» нераздельно… Откуда же взял г. Градовский, что в понятии славянофилов государство чуждо каких бы то ни было внешних законов и юридических форм, есть что-то «бесформенное», не имеющее «образа и видимости»! Это уж подлинно «не любо – не слушай», – можем и мы применить к самому г. Градовскому его выражение о славянофильских теориях, но мы, при этом, однако не расположены следовать второй половине этой русской пословицы. Мы помешаем г. Градовскому.

«Записка» К. С. Аксакова упоминает, между прочим, о призвании русским народом государственной власти в лице Рюрика с братьями… Напрасно г. Градовский трунит над этим указанием и противопоставляет ему, мимоходом, отрицание этого факта в ученых трудах г. Иловайского. Дело не в действительности самого Несторова рассказа, а в том, что еще в XI веке было записано такое сказание, – конечно не вымышленное самим летописцем-монахом, а взятое из изустного предания. А в предании этом воплотился взгляд народный на начало государства, его политическое миросозерцание: этот же последний факт, достоверность которого не опровергает и сам г. Иловайский, для нас несравненно важнее внешней, фактической достоверности самого призвания варягов. Что же говорит записанное в XI веке предание? Оно истинно замечательно: оно уже само по себе зрелый, отчетливый акт сознания необходимости государственного строя. «Земля наша велика и обильна, но наряда в ней нет» (наряда, а не «порядка», как обыкновенно цитуют). Что такое наряд, как не государственный строй с его внешнею властью, внешними юридическими формами? Понятно, что, сославшись на это сказание Несторовой летописи, К. С. Аксаков имел в виду выразившееся в нем народное воззрение на значение государства… Как же объяснить себе подобную отважную превратность уверений бурзого профессора и его лихие выходки? Мы могли бы и еще продолжать выписки и сличения, но полагаем, что приведенных примеров достаточно. Не в первый раз, впрочем, подвизается г. Градовский в подобных полемических приемах: навяжет своему противнику какую-нибудь дикую теорию своего изобретения, станет в позу, грозно выпадет против созданного им же призрака и затем – торжественно, самодовольно этот призрак или самого себя побивает!.. И при всем том мы охотно допускаем, что это происходит у него вовсе не mala fide, a bona fide – от недомыслия и от удивительной легкости, с которой он, добровольно и по собственному сознанию, умеет отрешаться от «понятий, связанных с законами логики»… «Я, – аттестует к тому же сам себя ученый профессор в цитуемой нами статье, – не поэт, не моралист. Я скромный юрист». Это и видно. Что он не художник и что ему недоступно то орудие постижения истины, которое дается искусством, художественным творчеством и чувством, – этого мы ему в вину, конечно, ставить не можем, – но что он не «моралист» – этим хвалиться нечего. Хорош «юрист», не подбитый «моралистом», игнорирующий учение о морали как об основе права, о нравах, об их могущественном значении в жизни обществ и государств и об их отношении к внешним законам и юридическим формам! Прав г. Градовский: он действительно скромный, очень скромный юрист, для которого имеют смысл только одни внешние юридические формы, как нечто существующее само по себе и для себя, an sich и fur sich, – который вне их и за ними ничего не видит и не признает, поклоняется только форме, только в ней одной видит спасение. Обузив сам себя таким образом, г. профессор предстает пред нами даже не как юрист, хотя бы и скромный, но просто как формалист в области внешнего права.

И не он один. И не со вчерашнего дня возник этот «культ формы», идет эта борьба внутреннего с внешним, свободы с необходимостью, духа с буквой!.. «Сущность так называемого славянофильского учения» и в частности «Записки» К. С. Аксакова вовсе не в «теории о бесформенности государства», а наоборот: с одной стороны, в признании государства именно внешнею только формою общежития, – именно внешним законом, внешнею силою; с другой, – в сопоставлении с государством внутренней жизни духа, высших начал, высших требований нравственной правды и свободы, заключенных в душе человеческой. Другими словами: отводится подобающее место Кесарю, но также и Богу; отводится место форме, букве, признается их необходимость и благотворность, но удерживается место и за тем, в чем источник содержания, влагаемого в форму и букву, то есть за духом; и не только удерживается место, но провозглашаются и ограждаются права духа от властительства формы и буквы, – того, что живит, от того, что мертвит. Ибо истинно евангельское слово: «Буква мертвит, дух животворит». Пожалуй, и тут некоторые, подражая г. Градовскому, воскликнут: «Вы отрицаете букву, вы проповедуете теорию о ненадобности букв, но ведь без букв никак невозможно, ничего не скажешь и не выразишь!» и т. д. С рассуждениями такой силы, полагаем, нет надобности и состязаться… Внешняя юридическая форма то же, что буква. По мнению лиц, осмеянных г. Градовским, государство само по себе не есть цель бытия, а только необходимое средство для достижения высшей предназначенной человечеству цели; поэтому и внешняя юридическая форма не есть еще воплощение истины, ни даже справедливости, вполне ее исчерпывающее, а только условное выражение части истины или справедливости, в применении к требованиям места и времени. Может быть, скажут, что во всем этом нового ничего нет. Нового, конечно, нет, а есть нечто вечное и мировое, предпоставленное всей исторической жизни народов.