Том 7 - страница 162
В дореволюционные годы «Заметки неизвестного» не перепечатывались, в советские годы частично входили в некоторые издания избранных произведений Лескова.
В архиве Л. Н. Лескова сохранились экземпляры «Газеты А. Гатцука» с авторской правкой рассказов «Излишняя материнская нежность» и «Чужеземные обычаи только с разумением применять можно». Последний рассказ печатается по исправленному тексту, в первом же правка (состоящая главным образом в сокращениях) не доведена до конца, не привела к новой вполне связной редакции; поэтому «Излишняя материнская нежность» воспроизводится по печатному тексту.
Совместители
Печатается по тексту Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том седьмой, СПб., 1889.
Впервые напечатано в журнале «Новь», 1884, т. I, № 4 (декабрь). Без изменений перепечатано в сборнике Лескова «Рассказы кстати» (1887); в Собрание сочинений вошло с несколькими мелкими поправками.
Жемчужное ожерелье
Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том седьмой, СПб., 1889.
Впервые напечатано в журнале «Новь», 1885, № 5 (январь), с подзаголовком «Святочный рассказ (Посвящается беспримерному мастеру рассказывать, Ивану Федоровичу Горбунову)». Перепечатано без изменений в тексте в книге «Святочные рассказы» и с незначительными изменениями в Собрании сочинений.
Источником вошедших в рассказ сведений о жемчуге послужила Лескову книга М. И. Пыляева «Драгоценные камни» (1877).
Старинные психопаты
Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том седьмой, СПб., 1889.
Впервые напечатано в журнале «Новь», 1885, №№ 8 и 9. Вошло без изменений в сборник «Рассказы кстати» и с большими добавлениями — в Собрание сочинений. Текст добавлений, видимо, не заново написан, а исключен из предыдущих публикаций и восстановлен в Собрании сочинений. Это, в основном, места, которые могли смущать цензуру своим эротическим характером. Предположение о вмешательстве цензуры или влиянии соображений цензурного характера на текст журнала и «Рассказов кстати» подтверждается и тем, что в этом тексте о портрете, исколотом офицерами, сказано: «Может быть, это был портрет местного губернатора»; между тем грозный характер поднявшегося «дела» ясно показывает, что речь идет о царском портрете, и предположению о портрете губернатора противоречат слова Вишневского: «Это совсем не губернаторское дело». В связи с этим напрашивается предположение, что первоначальный текст и в Собрании сочинений восстановлен не полностью. Дело в том, что еще с пятой главы подготовляется ввод трагического эпизода, видимо центрального для повести (ср. концы пятой и шестой глав), но приступив, наконец, в четырнадцатой главе к рассказу об этом эпизоде, автор сразу же обрывает его так, что читателю остается неизвестным, что же случилось с героиней. Можно предположить, что крепостная любовница покончила с собой, но это лишь догадка.
notes
1
Не так громко! (франц.).
2
Белый орел (лат.).
3
«Поп Федот» не с ветра взят: император Александр Павлович перед своею кончиною в Таганроге исповедовался у священника Алексея Федотова-Чеховского, который после того именовался «духовником его величества» и любил ставить всем на вид это совершенно случайное обстоятельство. Вот этот-то Федотов-Чеховский, очевидно, и есть легендарный «поп Федот». (Прим. автора.)
4
Штаны (франц.).
5
Я высказался (лат.).
6
Из глубины сердца (франц.).
7
Бернардинец и раввин (нем.).
8
Портной Лепутан (франц.).
9
Со временем потомство, может статься, не в силах будет составить себе ясное понятие даже и о таких достопримечательных личностях Киева, как, например, Карасивна и Пиднебесная, за знаменитыми булками которых бегал на Подол весь город. Все эта происходит от аристократизма наших хроникеров и летописцев. Впрочем, эти полезные деятельницы, помнится, названы в одном из вариантов «акафиста матери Кукурузе», который был сложен студентами Киевской духовной академии, как протест против дурного стола и ежедневного почти появления на нем кукурузы в пору ее созревания. «Акафист Кукурузе» начинался так: «Бысть послан комиссар (помощник эконома) на базар рыбы купити, узрев же тя кукурузу сущу, возопи гласом велиим и рече: «Радуйся, кукурузо, пище презельная и пресладкая, радуйся, кукурузо, пище ядомая и николи же изъядаемая, радуйся, кукурузо, отцом ректором николи же зримая, радуйся, и инспектором николи же ядомая» и т. д. Там где-то было и о Карасивне с Пиднебесною, после которых уже нет таких пекарок в Киеве. (Прим. автора.)
10
Палочным аргументом (лат.).
11
Страж (лат.).
12
В ухудшенном виде (франц.).
13
Указывают еще другой клад, оставленный В. И. Аскоченским в Киеве и находящийся, вероятно, и теперь у кого-либо из его киевских знакомых. Это обширное его исследование о тогдашнем состоянии русских университетов, озаглавленное так: «Наши университеты». Ф. Г. Лебединцев читал эту толстую, листов в 70, рукопись, написанную в 1854 или 1855 году. В ней Аскоченский с беспощадною резкостию осуждает весь строй университетский и раскрывает недуги профессоров банковского направления. Рукопись наполнена массою самых неприглядных фактов, обличавших пустоту университетских чтений, грошовое либеральничество профессоров и поврежденность нравов студентов, и пр., и пр. Рукопись шибко ходила по рукам и произвела в ученом и административном мире бурю, кончившуюся тем, что бесшабашного автора, как неслужащего дворянина, посадили на две недели на гауптвахту при киевском ордонанс-гаузе.
