Всё это нужно пережить - страница 35
* * *
Крылатый унитаз над миром воспарил. Был трубен его глас, полёт тяжелокрыл
И на земле ему все те отозвались, кто жили по уму, по заднему. Всю жизнь.
Плывёт урчащий строй сквозь задних мыслей гром. А тут и мы с тобой по их земле идём.
Безусловно, я не был похож на Вовочку из анекдота, которому в школе нравились больше всего каникулы. Но, чего скрывать, они радовали душу. Это было время не только запойного чтения (что само собой разумеется), но и общения, игр с ровесниками.
* * *
Все снег да снег. Уже до первого апреля остались считанные дни.
Ну где грачи твои, Саврасов? Улетели. На крыльях не несут они весны.
Весны зеленой, молодой, веселой… Да все равно перед дверями школы,
Сосульку пробуя разгоряченным ртом, Стоят каникулы в распахнутом пальто…
Игра номер один – это, конечно, дворовый футбол. Понимая, что с моей комплекцией шансов стать полевым игроком было мало, я легко согласился быть вратарём в команде нашего двора, благо, ворота, обозначенные двумя кирпичными столбиками, своими размерами не требовали звериной ловкости и прыгучести. Я старался, и пару матчей что-то отбивал и даже ловил. Но потом команда записалась для участия в городском турнире «Кожаный мяч», и вратарём стал кто-то другой, наверное, более квалифицированный. А я вернулся к чтению и наблюдал за командными результатами (не блестящими) со стороны. «Кожаный мяч» был очень популярен, тем более, в Луганске, чья «Волна» стала вице чемпионом всесоюзного турнира. С двумя игроками этой команды я встретился во взрослой жизни. Володя Неделенко (светлая память!) работал в заводском центральном конструкторском бюро, а Александр Лямцев в отделе транспортёров. Позже он стал заместителем главного конструктора завода «Трансмаш». Для меня, как для болельщика, они сразу стали легендарными личностями, которые своим примером только подтвердили истину: талантливый человек талантлив во всём – и в футболе, и в работе, добиваясь успехов талантом, характером, трудолюбием. Но, футбол футболом, а прятки по популярности ему не уступали. «На златом крыльце сидели – царь-царевич, король-королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой. Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей». А можно так: «Эныки-беныки, ели вареники, эныки-беныки, клоц. Вышел пузатый матроц» (в мыслях – главное, чтоб не попало на меня). Или: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить - всё равно тебе водить». Ещё вариант: «Шла машина темным лесом за каким-то ин-те-ре-сом. Инте-инте-интерес, выходи на букву "ЭС". Буква "ЭС" не нравится, выходи, красавица». Все эти считалки (а, если напрячься, то ещё несколько штук вспомнятся, менее приличных) сидят в голове прочно, хоть сейчас начинай игру, становись глазами к стенке и кричи: «Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать. Кто не заховался – я не виноват». И после этого – разворачиваться, искать спрятавшихся и мчаться к стене, чтобы застукать! Кого застукал первым, тот становится у стенки в следующем кону. (Первая курица – жмурится). А ещё были кодовые фразы. К примеру, «Топор-топор, сиди как вор и не выглядывай во двор» – это кричали «застуканные» другим игрокам при приближении «опасности» (сиди и не высовывайся). Или: «Пила-пила, лети как стрела» – это значит, что водящий отошёл далеко, и можно выбираться из укрытия и бежать, чтобы застукать себя самого. Короче, были дела… Отскакал я и свой квадратный километр в «классиках». Полезная во всех отношениях игра. Правда, кричать при этом: «Кто не скачет, тот… не наш» - даже в голову не приходило. Национальный вопрос не терял остроты ни в один из периодов, хоть социалистического, хоть капиталистического бытия, но со скаканием тогда никак не соприкасался. В пятом классе Коля Кравченко в задушевной беседе сообщил мне, что я еврей и поинтересовался, знаю ли я это? С Колей мы были в хороших отношениях, и я ответил, что знаю, добавив: «А чего тебя это волнует?» «Не, ничё, - ответил Коля, - просто мама сказала, что у Вовы Спектора мать еврейка, но хорошая, вылечила брата». Коля уже тогда играл в футбол, как настоящий профессионал, и я был уверен, что он им станет. Но впоследствии среди футболистов его имени я так и не нашёл. После восьмого класса он поступил в ПТУ, и больше мы не встречались. Позже мы обсуждали национальный вопрос с моим другом Толиком Нодельманом, и это больное место не добавляло нам оптимизма. Но в классе подобных разговоров больше не припомню. «Культурные дети, у занавеску не шморкаются», - как говорил дедушка. А вот у моего брата Славика в его пятом классе были не только разговоры, но и выяснения отношений. Видно, дети были тоже культурные, но некоторые ещё и сволочные. Брат принёс домой две записки, которые лежали на его парте, с оскорблениями и угрозами. Мама их взяла и пошла к директору. Фамилии авторов записок были известны, они их не скрывали (видимо, дома у них этот вопрос стоял ребром и обсуждался в духе записок).
Но вся беда была в том, что родители их были весьма высокопоставленными чиновниками, и перспектива дальнейшего обращения мамы в обком партии (о чём она твёрдо сообщила директору) не улыбалась ни им, ни директору школы («человек человеку друг, товарищ и брат» - тогда это ещё официально не было отменено). И потому на следующий день родители малолетних ревнителей национальной чистоты звонили нам и извинялись слащавыми голосами. Их отпрыски пришли в школу, судя по виду, битые, и с хмурым видом предложили Славику плохой мир вместо хорошей вражды. На том и порешили.
* * *
На вершине лесистого склона скрыто злобное сердце дракона.
