Медведь и соловей - страница 28

Константин смотрел на нее. Она улыбнулась, ребенок, а не женщина, высокая и худая, испачканная соком ежевики.

— Скорее, — сказала она. — Скоро солнце взойдет.

* * *

Той ночью отец Константин лежал на узкой кровати и дрожал. Он не мог уснуть. На севере ветер кусал после заката даже летом.

Он правильно поставил иконы в углу напротив двери. Богоматерь висела в центре, Троица — ниже. Ночью хозяйка дома, робкая и вежливая, дала ему толстую свечу из пчелиного воска, чтобы поставить перед иконами. Константин зажег ее и наслаждался золотым светом. Но в свете луны свеча отбрасывала зловещую тень на лицо Девы, и странные фигуры будто плясали среди икон. Было что — то враждебное в доме ночью. Казалось, он дышит…

«Глупости», — подумал Константин. Он с раздражением встал, чтобы задуть свечу. Но, когда он пересек комнату, он услышал вдали щелчок закрывшейся двери. Он тут же повернулся к окну.

Женщина бежала перед домом, укутанная в тяжелую шаль. Из — за этого она казалась пухлой и бесформенной. Отец Константин не понимал, кто это. Фигура добралась до двери церкви и замерла. Она коснулась бронзового кольца и открыла дверь, а потом пропала внутри.

Константин смотрел на место, где она пропала. Ничто не мешало людям молиться ночью, но в доме были свои иконы. Можно было легко помолиться перед ними, а не ходить ночью на улицу. И манеры женщины были вороватыми, почти виновными.

Константин ощущал все больше любопытства, раздражения и бодрости. Он отвернулся от окна, накинул темную мантию. В его комнате была дверь наружу. Он бесшумно вышел, не обувшись, и пошел по траве к церкви.

* * *

Анна Ивановна сидела в темноте перед иконостасом и старалась ни о чем не думать. Пахло пылью и краской, пчелиным воском и старым деревом, и это окутывало ее бальзамом, пока пот от очередного кошмара высыхал на холоде. В этот раз она ходила по лесу в полночь, вокруг были черные тени. Странные голоса звучали вокруг нее.

— Госпожа, — кричали они. — Госпожа, просим. Увидь нас. Познай нас, чтобы очаг не был без защиты. Просим, госпожа, — но она не смотрела. Она ходила, голоса терзали ее. А потом, в отчаянии, она побежала, раня ноги о камни и корни. Раздался громкий жалобный вопль. Вдруг ее путь оборвался. Она забежала в пустоту и вернулась в свою кожу, задыхаясь и истекая потом.

Только сон. Но ее лицо и ноги жалило, и, даже проснувшись, Анна слышала те голоса. Она бросилась в церковь и опустилась у иконостаса. Она могла остаться в церкви и вернуться с первым светом. Она так делала раньше. Ее муж был вежливым, хотя ее ночные пропажи было сложно объяснить.

Тихий скрип петель пробрался в ее уши. Анна дернулась и развернулась. Фигуру в темной мантии озарял свет луны. Он тихо прошел порог и приблизился к ней. Анна боялась пошевелиться. Она застыла, но тень приблизилась достаточно, чтобы она заметила блеск волос цвета старого золота.

— Анна Ивановна, — сказал Константин. — С вами все в порядке?

Она уставилась на священника. Всю жизнь люди задавали ей злые и возмущенные вопросы. Они спрашивали «Что вы делаете?» и «Что с вами такое?». Но никто еще не спрашивал так мягко. Лунный свет играл на впадинах его лица.

Анна залепетала:

— Я… конечно, батюшка. Я в порядке, просто… простите, я… — она всхлипнула. Дрожа, не глядя ему в глаза, она отвернулась, перекрестилась и опустилась перед иконостасом на колени. Отец Константин замер за ней на миг, ничего не говоря, а потом развернулся и, перекрестившись, опустился у другого конца иконостаса, перед безмятежным лицом Богоматери. Его голос, пока он молился, слабо доносился до ушей Анны: медленный шепот, хотя она не могла разобрать слова. Ее судорожное дыхание стало тише.

Она поцеловала икону Христа и взглянула на отца Константина. Он смотрел на тусклые изображения перед собой, сцепив ладони. Его голос был низким, тихим и неожиданным:

— Скажите, — обратился он, — что привело вас сюда в такой час.

— Вам не сказали, что я безумна? — с горечью ответила Анна, удивляя себя.

— Нет, — сказал священник. — Это так?

Она слабо кивнула.

— Почему?

Она посмотрела на него.

— Почему я безумна? — ее голос звучал хриплым шепотом.

— Нет, — терпеливо ответил Константин. — Почему вы верите, что это так?

— Я вижу… всякое. Демонов, чертей. Всюду. Все время, — она словно переступала через себя. Что — то завладело ее языком, звучали ответы. Она никому раньше не рассказывала. Она отказывалась порой сама признавать, даже когда бормотала в углах, и женщины шептались, прикрываясь ладонями. Даже добрый, пьяный и неуклюжий отец Семен, который молился с ней больше раз, чем она могла сосчитать, никогда не получал от нее это признание.

— Но почему это значит, что вы безумны? Церковь учит, что демоны ходят среди нас. Вы отрицаете учения церкви?

— Нет! Но… — Анне было жарко и холодно. Она хотела посмотреть в его лицо снова, но не осмелилась. Она посмотрела на пол и увидела слабую тень его ноги, босой под тяжелой мантией. Она выдавила шепот. — Но они не… не могут быть настоящими. Никто больше не видит… Я безумна, я это знаю, — она замолчала и медленно добавила. — Но порой я думаю… о падчерице Василисе. Но она лишь ребенок, который слушал слишком много сказок.

Отец Константин нахмурился.

— Она говорит об этом?

— Иногда. Но когда она была маленькой, порой… ее глаза…

— И вы ничего не сделали? — голос Константина был гибким, как змея, и податливым, как у певца. Анна робела от его потрясенного тона.

— Я била ее, когда могла, запрещала говорить об этом. Я думала, может, если поймаю это в раннем возрасте, безумие отступит.