Медведь и соловей - страница 50

— Следов нет, — сказал он. Его длинный нож зашипел, покидая ножны. — Нет. Даже нет признаков, что их замели.

— Посмотри на собаку, — сказал Петр. Пес выпрямился и посмотрел на брешь среди деревьев. Шерсть на его спине стояла дыбом, он рычал, скалясь. Мужчины тут же повернулись. Нож Петра быстро оказался в его руке. Он, казалось, заметил движение, темную тень в полумраке, но потом это пропало. Пес издал резкий и высокий лай, боялся, но прогонял.

Петр щелкнул пальцами. Коля повернулся с ним. Они пересекли поляну в крови и поспешили в деревню без слов.

* * *

День спустя, когда Родион постучал в дверь Константина, священник рассматривал краски в свете свечи. Края заплесневели от сырости. Снаружи был день, но окна священника были маленькими, дождь скрывал солнце. Комната была бы тусклой без свечей.

«Слишком много свечей, — подумал Родион. — Ужасная трата».

— Батюшка, — сказал Родион.

— Господь с тобой, — сказал Константин. Комната была холодной, плечи священника окутывало одеяло. Он не предложил этого Родиону.

— Петр Владимирович и его сыновья ходили охотиться, — сказал Родион. — Но они не говорят о добыче. Вы ничего не слышали?

— Не слышал, — ответил Константин.

Дождь лился и дальше.

Родион нахмурился.

— Не могу представить, зачем они пошли с копьями, но оставили собак. И погода ужасна для поездки.

Константин молчал.

— Пусть Бог дарует им успех, каким бы он ни был, — продолжил Родион. — Мне нужно уехать через пару дней, и мне не нужно знать, что вызвало такой взгляд у Петра Владимировича.

— Я буду молиться за вашу безопасность в пути, — сказал Константин.

— Благодарю, — ответил Родион, не замечая, что его выгоняют. — Знаю, вы не любите, когда вам мешают. Но я хочу попросить совета, брат.

— Спрашивайте, — сказал Константин.

— Петр Владимирович хочет, чтобы его дочь приняла обет, — сказал Родион. — Он дает мне слова и деньги, чтобы я подготовил монастырь к ее прибытию. Он говорит, что с ней прибудет дань, как только будет снег для саней.

— Это долг, брат, — сказал Константин, но оторвал взгляд от красок. — О чем вопрос?

— Она не подходит для монастыря, — сказал Родион. — Это увидит и слепой.

Константин стиснул зубы, Родион с удивлением увидел гнев в его глазах.

— Она не может выйти замуж, — сказал Константин. — В этом мире ее ждет только грех, лучше ей уйти. Она будет молиться за душу отца. Петр Владимирович стар, он будет рад ее молитвам, когда отправится к Богу.

Это все было хорошо. И все же Родион ощущал угрызения совести. Дочь Петра напоминала ему брата Александра. Хотя Саша был монахом, он не оставался долго в Лавре. Он ездил по Руси на боевом коне, очаровывал и боролся. На его спине был меч, он был советником князей. Но такая жизнь была невозможна для монашки.

— Я это сделаю, — с неохотой сказал Родион. — Петр Владимирович принял меня, я не могу отплатить иначе. Но, брат, передумайте. Кто — то точно решит жениться на Василисе Петровне. Она не протянет долго в монастыре. Дикие птицы умирают в клетках.

— И? — рявкнул Константин. — Благословенны те, кто мало проводят в этом зле, а сразу отправляются к Богу. Я могу лишь надеяться, что ее душа будет готова к встрече. А теперь, брат, я хотел бы помолиться.

Родион без слов перекрестился и вышел, моргая в тусклом свете дня. Ему было жаль девушку.

«В той комнате так много теней», — подумалось ему.

* * *

Петр и Коля не раз ходили на охоту со своими людьми до снега. Дождь не прекращался, хотя становился холоднее, и их сила угасала в мокрые дни. Но они старались. Они не нашли следов того, что разорвало оленя на куски. Люди ворчали, начали возмущаться. Усталость мешала верности, и никто не сожалел, когда холод остановил охоту.

Но тогда пропала первая собака.

Она была высокой, бесстрашно бегала на кабана, но ее нашли у частокола без головы и в крови в снегу. Вокруг нее из следов были только отпечатки ее же лап.

Люди ходили в лес парами с топорами за поясом.

Но тогда пропал пони, хоть был привязан к саням для хвороста. Сын его хозяина вернулся с охапкой бревен, увидел пустые следы и красную лужу на грязи. Он выронил бревна и топор и побежал в деревню.

Страх охватил деревню, страх звучал в шепоте, опутывал всех паутиной.

19

Кошмары

Ноябрь ревел черными листьями и серым снегом. Таким утром отец Константин стоял у окна, обводил кистью тонкую ногу белого коня святого Георгия. Работа поглотила его, все было тихим. Но тишина будто слушала. Константин сам прислушивался. Заговорит ли с ним голос?

Когда кто — то поскребся в дверь, рука Константина дрогнула и чуть не размазала краску.

— Войдите, — прорычал он, отложив кисть. Это точно была Анна Ивановна с горячим молоком и восхищенными глазами.

Но это была не Анна Ивановна.

— Отец, благослови, — сказала Агафья, служанка.

Константин начертил крест.

— Бог с тобой, — но он злился.

— Не посчитайте оскорблением, батюшка, — прошептала девушка, заламывая натруженные руки. Она замерла на пороге. — Мне бы минутку.

Священник сжал губы. Перед ним на дубовой панели ехал святой Георгий. У его коня было только три ноги. А четвертая, что еще не была нарисована, будет изящно поднята, чтобы ударить по голове змея.

— Что вы хотите мне сказать? — Константин попытался смягчить голос. Получилось не полностью, она побледнела и отпрянула. Но не ушла.

— Мы были христианами, батюшка, — прошептала она. — Мы дали обет, мы поклоняемся иконам. Но так тяжело еще не было. Наши сады затопили летние дожди, мы будем голодать зимой.