Медведь и соловей - страница 52
— Погоди, пташка, — сказала Вася. — Тебя затопчут.
— Матерь божья, — сказал Алеша. — Если кто — то узнает, что у Ирины такая мать, никто никогда не женится на ней.
— Никто не узнает, — рявкнула Вася. Ее сестра побледнела. Она хмуро посмотрела на брата, толпа толкала их к стене. Они с Алешей закрывали Дуню и Ирину телами.
Вася посмотрела на иконостас. Он был прежним. Христос сидел на троне над миром, подняв руку для благословения. Ей показалось другое лицо? Но почему тогда Анна кричала?
— Тихо!
Голос Константина прозвенел как дюжина колоколов. Все застыли. Он стоял перед иконостасом, подняв руку, как на иконе над его головой.
— Дураки! — прогремел он. — Вы — дети, раз испугались женского крика? Встаньте. Тихо. Бог защитит нас.
Они сбились, как отруганные дети. Голос священника делал то, чего не могли вопли Петра. Они покачивались. Анна содрогалась, рыдала, пепельная, как небо на рассвете. Бледнее был только сам священник. Свет свечей был наполнен странными тенями. И на иконостас падала не тень человека.
Вася размышляла, пока служба продолжилась. Бог здесь? Черти не могли войти в церковь, они были существами этого мира, а церковь — следующего.
Но она видела тень.
* * *
Петр привел жену домой, как только смог. Ее дочь раздела ее и уложила в кровать. Но Анна плакала, ее тошнило, это не прекращалось.
Ирина в отчаянии побежала в церковь. Она нашла отца Константина на коленях перед иконостасом. После службы люди целовали его руку и просили спасти их. Он выглядел спокойно. Даже торжествующе. Но теперь он казался Ирине самым одиноким в мире.
— Вы придете к моей матери? — прошептала она.
Константин дрогнул и обернулся.
— Она рыдает, — сказала Ирина, — без остановки.
Константин не говорил, он прислушивался. Когда все покинули церковь, Бог пришел к нему в дыме погашенных свечей.
— Прекрасно, — шепот посылал дым извиваться у пола. — Они были так напуганы, — голос звучал почти злорадно. Константин молчал. На миг он подумал, вдруг он безумец, и это голос его сердца. Но нет. Конечно, нет. Это были лишь его сомнения.
— Я рад, что вы были среди нас, — прошептал тихо Константин. — Чтобы вести людей к истине.
Но голос не ответил, церковь затихла.
Константин громче сказал Ирине:
— Да, я приду.
* * *
— Здесь отец Константин, — сказала Ирина, впуская священника в комнату матери. — Он успокоит тебя. Я принесу ужин, Вася уже греет молоко, — она убежала.
— Церковь, батюшка? — рыдала Анна Ивановна, они остались вдвоем. Она желала на кровати, укутанная в меха. — В церкви никогда…
— Вы говорите глупости, — сказал Константин. — Церковь защищена Богом. Только он там является, а еще его святые и ангелы.
— Но я видела…
— Вы ничего не видели! — Константин прижал ладонь к ее щеке. Она дрожала. Его голос стал ниже, очаровывал. Он коснулся ее губ указательным пальцем. — Вы ничего не видели, Анна Ивановна.
Она подняла дрожащую ладонь и коснулась его руки.
— Я ничего не увижу, если вы мне так скажете, батюшка, — она покраснела как девочка. Ее волосы потемнели от пота.
— Так ничего не видьте, — сказал Константин и убрал руку.
— Я вижу вас, — это было едва слышно. — Порой я вижу лишь вас. В этом ужасном мире с холодом, чудищами и голодом. Вы — свет для меня, — она поймала его руку, приподнялась на локте. Ее глаза были в слезах. — Прошу, батюшка, — сказала она. — Я хочу быть ближе.
— Вы безумны, — он оттолкнул ее руки и ушел. Она была мягкой и старой, изъеденной страхом и погибшими надеждами. — Вы замужем. Я отдал себя Богу.
— Не так! — в отчаянии закричала она. — Не так. Я хочу, чтобы вы видели меня, — она лепетала, сглотнув. — Видели меня. Вы видите мою падчерицу. Следите за ней. Как я слежу за вами. Почему не я? Почему? — она заголосила.
— Тише, — он прижал ладонь к двери. — Я вас вижу. Но, Анна Ивановна, видеть тут мало.
Дверь был тяжелой. Из — за нее и дальше слышались рыдания.
* * *
В тот день люди оставались у печей, пока падал снег. Но Вася выбежала к лошадям.
«Он идет», — Мышь закатила дикий глаз.
Вася пошла к отцу.
— Нам нужно увести лошадей за частокол, — сказала она. — До сумерек.
— Зачем лишние дела, Вася? — рявкнул Петр. Снег густо падал, оставаясь на их шапках и плечах. — Тебе нужно уйти. В безопасность. Но ты напугала кавалера, и теперь ты здесь зимой.
Вася не ответила. Она не могла, ведь ясно видела, что отец боится. Она еще не видела его страх. Она хотела спрятаться в печи, как ребенок.
— Прости, отец, — сказала она, совладав с собой. — Эта зима пройдет, как и другие. Но я думаю, что этой ночью лошадей нужно завести во двор.
Петр глубоко вдохнул.
— Ты права, дочь, — сказал он. — Права. Идем, я тебе помогу.
Лошади чуть успокоились, когда калитку закрыли. Вася лично увела Мышь и Бурана в загон, остальные лошади ходили по двору. Маленький вазила вложил ладонь в ее руку.
— Не оставляй нас, Вася.
— Меня ждет суп, — сказала Вася. — Дуня зовет. Но я вернусь.
Она ела суп в узком стойле Мыши, кормила лошадь хлебом. Потом Вася укуталась в попону и считала тени на стене конюшни. Вазила сел рядом с ней.
— Не уходи, Вася, — сказал он. — Когда ты тут, я вспоминаю о своей силе, вспоминаю, что не боюсь.
И Вася осталась, дрожала в сене и попоне. Ночь была очень холодной. Она думала, что не уснет.
Но уснула, ведь проснулась, замерзнув, когда взошла луна. Было темно. Даже Вася с ее кошачьим зрением, едва могла разглядеть Мышь над собой. Мгновение было тихо. А потом послышался тихий смех. Мышь фыркнула и попятилась, вскидывая голову. Белизна показалась вокруг ее глаза.
