Медведь и соловей - страница 72

Соловей топнул.

«Никаких цветов».

Вася долго боролась с собой, а потом убрала их, вздыхая.

Завязав концы, она замерла и отошла на шаг. Коса подчеркивала гордый изгиб темной шеи и изящную голову. Вася воодушевилась и подвинула стул к хвосту.

Конь обреченно вздохнул.

«И хвост?».

— Ты будешь выглядеть как владыка лошадей, когда я закончу, — пообещала Вася.

Соловей оглядывался, тщетно пытаясь понять, что она делает.

«Как скажешь», — он ворчал из — за такого ухода. Вася не слушала его, напевала под нос и заплетала короткие пряди у спины.

Вдруг холодный ветер коснулся гобеленов, огонь подпрыгнул в печи. Соловей насторожил уши. Вася повернулась, и открылась дверь. Морозко пересек порог, белая кобылица прошла за ним. От тепла дома над ней поднимался пар. Соловей вырвал хвост из хватки Васи, с важным видом кивнул, не повернувшись к матери. Она направила уши на его заплетенную гриву.

— Добрый вечер, Василиса Петровна, — сказал Морозко.

— Добрый вечер, — сказала Вася.

Морозко снял свой синий кафтан. Он слетел с его пальцев и пропал в облаке пыльцы. Морозко снял сапоги, которые растаяли, оставив мокрое пятно на полу. Он босиком прошел к печи. Белая кобылица — за ним. Он схватил солому и начал натирать ее. За миг солома превратилась в щетку из шерсти кабана. Кобылица стояла, покачивая ушами, приоткрыв рот от наслаждения.

Вася подошла ближе с восхищением.

— Ты изменил солому? Это была магия?

— Как видишь, — он продолжил вычесывать лошадь.

— Можешь сказать, как ты это сделал? — она подошла к нему и посмотрела на щетку в его руке.

— Ты слишком привязана к облику вещей, — сказал Морозко, вычесывая шерстку кобылицы. Он опустил взгляд. — Ты должна позволить вещам быть такими, как нужно тебе. И так будет.

Вася растерялась и не ответила. Соловей фыркнул, добавляя свое мнение. Вася тоже зачерпнула солому и начала с шеи коня. Как она ни смотрела на нее, солома не менялась.

— Ты не можешь изменить ее в щетку, — сказал Морозко, глядя на нее. — Потому что веришь, что сейчас это солома. Просто позволь ей стать щеткой.

Вася недовольно смотрела на бок Соловья.

— Не понимаю.

— Ничто не меняется, Вася. Вещи не такие, какими были, ведь магия — это забыть, что что — то было другим до того, как ты пожелала ему измениться.

— Все еще не понимаю.

— Это не значит, что ты не можешь научиться.

— Думаю, ты играешь со мной.

— Как хочешь, — сказал Морозко. Но он улыбнулся при этом.

Той ночью, когда они доели, и огонь стал красным, Вася сказала:

— Ты обещал мне историю.

Морозко долго пил из чашки, а потом ответил:

— Какую, Василиса Петровна? Я знаю много историй.

— Ты знаешь, какую. Историю твоего брата и врага.

— Это я обещал, — с неохотой сказал Морозко.

— Я дважды видела кривой дуб, — сказала Вася. — Четыре раза с детства видела одноглазого мужчину, и я видела, как ходят мертвые. Ты думал, я попрошу другую историю?

— Тогда пей, Василиса Петровна, — тихий голос Морозко скользил по ее венам с медовухой. — И слушай, — он налил медовуху, и она пила. Он выглядел старше, напоминал далекого чужака. — Я — Смерть, — медленно сказал Морозко. — Так сейчас и так было в начале. Давным — давно я родился из разумов людей. Но не я один. Когда я посмотрел на звезды, рядом со мной стоял мой брат. Близнец. Я впервые увидел звезды в один момент с ним.

Тихие ясные слова падали в голову Васи, и она видела в небесах кольца огня, что образовывали силуэты, которые она не знала, и снежную долину, что целовала горизонт, голубое и черное.

— У меня было лицо человека, — сказал Морозко. — Но у моего брата было лицо медведя, ведь люди боятся медведей. Это роль моего брата — пугать людей. Он питается их страхом, запасается и спит, пока не проголодается. Больше всего он любит беспорядок, войны и чуму, огонь всю ночь. Но когда — то давно я сковал его. Я — Смерть и страж порядка. Все проходит передо мной. Так заведено.

— Если ты сковал его, то как…?

— Я сковал брата, — сказал Морозко, не повышая голос. — Я его страж, его надзиратель, его тюремщик. Порой он просыпается, порой спит. Он все — таки медведь. Но теперь он проснулся, он сильнее, чем когда — либо. Такой сильный, что вырывается на свободу. Он не может покинуть лес. Пока что. Но он уже покинул тень дуба, чего не было за сотню жизней людей. Твои люди боятся все сильнее, они бросили чертей, и теперь твой дом не защищен. Он уже утоляет вами голод. Он убивает твоих людей по ночам. Он заставляет мертвых ходить.

Вася молчала, обдумывая это.

— Как его можно одолеть?

— Порой хитростью, — сказал Морозко. — Давным — давно я одолел его силой, но мне помогали другие. Теперь я один, и я ослабел, — недолгая пауза. — Но он еще не свободен. Чтобы вырваться, ему нужны жизни — несколько жизней — и страх того, кто умер от пыток. Жизни тех, кто его видит, сильнее всего. Если бы он схватил тебя в лесу в ночь нашей встречи, он бы освободился, хотя все силы мира были против него.

— Как его можно сковать заново? — сказала Вася с нетерпением.

Морозко слабо улыбнулся.

— Есть один трюк, — ей показалось, или он задержался взглядом на ее лице? Талисман тяжело висел на горле. — Я закую его в середине зимы, когда я сильнее всего

— Я могу тебе помочь?

— Можешь ли? — сказал Морозко с тенью удивления. — Дитя, полукровка без обучения? Ты ничего не знаешь о законах, о бое, о магии. Как ты мне поможешь, Василиса Петровна?

— Я поддерживала жизнь домового, — возразила Вася. — Я отгоняла упырей от очага.