Tot-Svet@mail.ru - страница 26
– Отец Павел, ты чего здесь делаешь? – спросил Волгарь. – Откуда ты знаешь эти места? Ты же из Мологи… А здесь, чуть ниже по течению, жил мой дед, тезка твой Павел Алексеевич. Мама моя отсюда. И я здесь гостил у деда каждое лето до школы.
– А я, дураха, нарошно здесь. Тебя жду. Ты в моих местах бывал и все про них знаешь. И я в твои наведался. Благо, легко это Здесь – вздумал – и оказался… Гляжу, благодатное место прежде было.
– Красивое было место! – со вздохом согласился Волгарь. – Да, видишь, быльём заросло. А чего меня здесь ждал?
– Да то и ждал, чтобы ты поглядел на него и пожалел маленько. Красота ведь была! Река, лес, луга… Деревни и села какие были – по сотне дворов! Куда всё делось?
– По сотне я не помню. Пожалуй, только Берег был где-то около этого… А вот наши деревни – Ладейки, Никулино, Рябина, Праулино – дворов по тридцать – не больше. В Ладейках – точно – было тридцать дворов вдоль Ухры. И домишко деда – чуть в стороне. Кузница его – рядом. Да всё здесь было рядом – речка под боком, лес – за овином. В Ухре – окуньки, в лесу – грибы, ягоды… Прекрасное было детство!
– Вернулся бы? – неожиданно спросил Павел и засиял ярче.
Поняв причину вспышки Души Павла, Волгарь осторожно спросил:
– А можно?… Вернее, когда?
– Да ведь родить – нельзя погодить. Сейчас вот и пора!
– Куда?
– Да Господь отнесёт, куда ему надо.
– Я, вроде, не всё ещё сделал…
– Будет ещё у тебя дел!
– Тогда «от винта!», – сказал Волгарь и растворился в пространстве.
…Фельдшер Шаготского фельдшерского пункта тетка Надёна обрядила новорожденного и вернулась к роженице в палату. Молодая мама, скинув одеяло ниже груди, смотрела в потолок, оклеенный чуть пожелтевшими обоями, и слабо улыбалась каким-то своим мыслям.
– Ну, вот… И взвесила, и упеленала, спит теперь, – сказала она. – Хороший мужичок будет. Почти четыре кило. И пяточки – за корытце весов вышли, значит пятьдесят с лишком сантиметров. Всё слава тебе, Господи… Ты прикройся одеяльцем-то, не студись. На воле-то, хоть и солнышко, а всё не лето ещё, – говорила Надёна, походя поправляя салфетки на тумбочках при кроватях, на которых давненько уже не было молодых мам.
Мало нынче рожают в деревне. И фельдшерский пункт чуть, было, не закрыли при сельской больнице Шаготи. Чуть удержался. Да вот и эту мамочку Господь принес из города. Может, и ещё продержится. В деревнях-то есть кандидатки, да ведь они всё в город смотрят… Знамо-дело, там за мамочкой с ребенком на такси, да не на одной ещё пригонят. А здесь чего? На тракторе, если зимой или по весне?
– Мне встать, или вы принесёте покормить? – спросила роженица. – Я посмотреть на него очень хочу.
– Да отдохни пока! И ему дай очухаться. Знамо принесу. …Звать-то будете как парня?
– Ой, спорим ещё… Я бы Мишей хотела. А муж – в честь друга, погибшего в армии – Константином. Родители,… мама моя – Коленькой, в честь моего папы…
– А лучше-то, и чтобы не спорить, в святцы надо поглядеть. Там как раз Владимир должен быть завтра или другого дня…
– Решим. Думаю, не раздерёмся из-за этого.
– Ну, и ладно! А ты, мамочка, скажи, чего вас принесло сюда из города? Все, вроде, туда глядят, а вы – обратно? Или гостите здесь у кого?
– Нет, мы работать приехали. Я – могу учителем в школе. А муж – он вообще-то инженер. Но может и на тракторе… Как ему обещали…
– Ну-ну… Только трактора-то у нас все теперь по дворам раскуплены или вон хламом стоят.
– Не знаю… Ему обещали. Мне тоже в районо сказали: после декрета можно сразу выходить, хотя будут каникулы…
– А жильё какое дали? Или где сама найдешь? Куда ребёночка-то понесешь?
– Мы в Ладейках остановились. Там прадедушкин домик сохранился. Старенький, правда, но жить пока можно.
– Это не Павла ли Алексеевича изба при кузнице? – спросила Надёна, остановившись среди палаты.
– Она.
– Вон чего!.. Настоящий-то его дом на другом конце Ладеек, где потом контора колхоза и почта была. Да тоже теперь скосился весь на сторону. Большой был дом. Господский. Дед-то твой, если не знаешь, барчуком был. Это уж потом, при колхозах, он кузнецом работал… Вона вы из каких!.. Ну ладно… Пойду жениха твоего принесу кормиться. А тебе вот полотенчико, оботри грудь пока. – И Надёна шустро засеменила из палаты.
В окно палаты постучали. Молодая мама повернулась. За широким окном, прижавшись к нему, стоял муж. Он сложил руки козырьком, чтобы из яркого дня получше видеть жену. Она помахала ему рукой.
– Ну, как дела?! – кричал он сквозь двойное остекление широкой рамы.
Она показала большой палец и пошевелила опущенным вниз указательным, мол, сын. Кричать-то из палаты нельзя. Показала и второй большой палец, а потом развела руки на полметра примерно. Дескать, большой!
А тут и Надёна внесла в палату свёрток. Улыбаясь, подошла поближе к окну, приподняла на локте голову свёртка: вот гляди, папаша! Отец совсем влип лицом в стекло. За его головой сияло весеннее солнце. Яркий свет упал на лицо ребенка, он почувствовал его лучи закрытыми ещё глазами, прижмурился сильнее и приоткрыл рот в улыбке.
– Гули-гули! – пропела Найдёна. – Гляди, уже улыбаемся, солнышко глотаем!.. Ну, давай, от мамки кормись. – И положила сверток рядом с мамой.
А где-то высоко в голубом сияющем пространстве всё это видела ставшая совсем прозрачной Душа архимандрита Павла.
– Вот и с новосельем тебя, Володюха! Живи на радость миру. Творить тебе Добро среди людей, – шептала Она.
