Лоцман кембрийского моря - страница 158
Нивелировка шла у них плохо. Комары донимали. Между тем достаточно шевельнуть рукой — и сразу сбивается рейка. А место жидкое, и без того все шевелится. Закладывали огромные жерди, по восемь, по десять метров, и на них ставили инструмент.
А я мог задерживать дыхание в момент инструментального наблюдения, и я совершенно не думал сопротивляться комарам. Инженеры и техники покрывали нивелировкой едва один километр хода в день, а я четыре-пять километров! И без рубки леса, без всяких жердей.
Вечером, после ужина, я беседовал с рабочими на политические темы, для чего и был послан обкомом…
Еще позднее, когда рабочие укладывались спать, Василий расспрашивал инженеров и геологов об их специальности и науках. Ему казалось, что он получал исключительно широкие сведения из области самых разнообразных наук. Ему захотелось стать горным инженером.
Еще позднее, когда инженеры уставали от его жадных расспросов и принимались храпеть, Василий вытаскивал учебники из мешка, служившего ему подушкой, и готовился по одиннадцати предметам второго курса.
— …Но больше я успевал заниматься в дождливые дни. Там было порядочно дождливых дней.
Я очень хорошо рублю лес, прекрасно переплавляю плоты, очень хорошо владею лодками. Таким образом, я тут отличился здорово. Народ меня очень полюбил, и, когда кто-нибудь не успевал, я помогал. И когда мы проходили густую чащу леса, я сам возглавлял эту рубку.
Бывало, отточишь остро, как следует, и рубишь!.. Так и получилось, что я всю жизнь рубил лес и попутно занимался культурно-просветительной работой, а учился я ночью и еще в дождливые дни.
После курсов направили меня на проведение классового землеустройства. Тут уже никакой учебы не было.
Разговаривал с каждым крестьянином во всем районе!
Однажды меня ударили поленом по спине. Положили на две недели. Другие уполномоченные тоже бывали избиты и лежали в больнице. Но мы верили в успех нашего дела, потому что мы работали крепко на советскую власть. Я обеспечил лучшее среди всех районов области строительство колхозов!..
Тогда я потребовал дать мне возможность учиться.
Мне дали командировку на курсы подготовки в вуз. Проучился февраль, полный март и апрель, в апреле сдал за девятимесячный курс и подал заявление с просьбой направить меня в Московскую Горную академию. Но краевой отдел народного образования отказал и предложил мне поступить в Молочный институт в Вологде. В Молочный институт!.. — У него сияло лицо и голос зазвучал сдавленно от внутреннего смеха. — Человек просится в Горную! Я стал подавать одно заявление за другим до тех пор, пока облисполком не вынес специальное решение командировать меня в Горную академию.
— В Молочном институте вам уже не мешали учиться?
— Мне и раньше не мешали учиться. Сама жизнь мешала, Лидия Максимовна. Например, в тысяча девятьсот тридцать втором году, когда я закончил практику на Байкале и должен был возвращаться к началу занятий, семнадцатого — восемнадцатого августа выпал снег около метра толщиной. Как раз в это время происходила уборка сена, было настоящее лето. Произошло знаменитое затопление и наводнение в Монголии и на Байкале. Все поезда стояли по обе стороны Байкала, до Владивостока и до Москвы. Уровень Байкала здорово поднялся и разрушил все откосы юго-восточного берега. Бревна длиною в десять — двенадцать метров просто как бомбы били по откосу и отскакивали. На Байкале плавало столько бревен, что прямо ужас.
Меня забрали сюда в порядке мобилизации на восстановление железной дороги. Я занимался бурением и картированием, изучал гидрорежим основания фундамента железной дороги, когда приехала комиссия из НКПС и предложила перенести железную дорогу за Байкал. Я выдвинул свою точку зрения… Таким образом, я там получил много интересных материалов и пропустил около двух с половиной месяцев учебы, поехал домой в конце декабря.
— Вот видите, — сказала Лидия, — это характерно для всех ваших мобилизаций: как будто бы вас мобилизовали, вы даже и спорили. Но в конце оказывается, что это дало вам много интересных материалов, и выходит, что вы сами напросились на мобилизацию или, по крайней мере, хотели ее.
— Лидуша, — девичий голос матери возник за портьерой, заменявшей дверь, — веди гостя обедать.
Василий шагнул за Лидией через крохотный коридорчик, плохо освещенный из внутреннего окна над дверью. Из коридорчика он попал в столовую, немного побольше Лидиной комнатки.
Отец уже стоял возле квадратного накрытого стола и дожидался гостя. Знакомство состоялось без представлений и без малейших церемоний. Отец шагнул навстречу со словами:
— Рад вас увидеть, — и крепко пожал руку.
Василий сразу повеселел и охотно стал отвечать на энергичные расспросы отца.
— Предупреждаю, — сказала Лидия, — как только мама разольет суп, все разговоры должны быть прекращены до полного очищения тарелок. Иначе мама будет очень недовольна всеми нами.
— Поэтому быстренько расскажите, — сказал отец, — почему вы так безвозвратно сдались в плен случайной кембрийской идее на Байкале?
Василий усмехнулся:
— Идея была не случайная. А самое главное, что я вовсе не сдался. Наоборот — я завоевываю кембрий!
— Ага! Я так и знал, — сказал отец, крепко пожимая руку самому себе.
— Почему это ты так и знал? — недовольно спросила Лидия.
— Я заинтересовался кембрием на первом курсе, — сказал Василий. — Даже можно сказать, что еще до поступления в Горную академию.
