Женщина с большой буквы «Ж» - страница 74

— А дети мои языка не знают, — вздохнула Маруся. — Ни Пол, ни Эрни. Когда они были маленькие, я их учила, но потом все забылось. Ах, голубчик, какое это удовольствие — по-русски говорить! Я с вами как в детство окунулась.

Палестина. Жаркая земля, святая для половины мира. Когда-то на средства дома Романовых здесь содержалось Императорское Православное Палестинское Общество. Больницы, дома престарелых, гостинницы для паломников — заведывали этим обширным хозяйством глава русской миссии Иван Орехов и его жена Наталья (дед и бабка Маруси). После разгрома белогвардейцев в Иерусалим хлынули толпы обездоленных эмигрантов. Ореховы помогали им, чем могли, а когда деньги Палестинского общества закончились, Наталья достала из-под пола старинный, отделанный мозаикой ларец. В нем лежали фамильные драгоценности румынских королей, доставшиеся ей в приданое. Бриллиантовые диадемы, золотые перстни, нитки жемчуга — все было отдано в фонд помощи соотечественникам. Когда Иван умер, у Ореховых не было денег на гроб.

Дети их так и не смогли получить высшего образования — не на что было. Старший Коля выучился на сантехника, и младшая Верочка вышла замуж за его напарника Пашку — бывшего гусара лейб-гвардейского полка. От былого величия в доме осталась лишь нянька Анюта, жившая у Ореховых не за жалование, а по велению Ксении Блаженной.

— У нее на переднике было три кармана, — улыбаясь, рассказывала Маруся. — В одном семечки, в другом чеснок, а в третьем мусор. Где найдет какую соринку, так в третий карман и складывает. Как сейчас помню: стоит Анюта у ворот, смотрит, кто проходит. Мы, дети, к ней подбегали и просили семечек, но она давала только по три штуки, а чеснока — целую горсть.

Жили бедно. А тут еще война. С утра Верочка отводила Марусю в школу, днем стояла в очередях за продуктами, ночью вместе со всей семьей пряталась в бомбоубежище. После войны стало полегче с деньгами: у Пашки было столько работы с починкой канализации, что он не успевал поворачиваться. Но детей на улицу выпускать боялись: то там, то здесь гремели взрывы.

Еврейские экстремисты постоянно терроризировали британскую армию, занимавшую Палестину: им было обещано свое государство, а Лондон все тянул с разделом территорий. Арабы тоже не могли дождаться ухода англичан. На базарах говорили: «Войска уйдут — всех евреев перережем. Красное море взаправду красным будет».

14 мая 1948 года на карте мира появилась новая страна — Израиль. В Иерусалиме начались уличные бои. Политики что-то решали; еда была по талонам.

Маруся шла в школу, когда ее окликнул по-английски какой-то парень. Она удивилась: все англичане выехали еще в прошлом году.

— Не ходи туда! — сказал он. — Там стреляют.

Эд, так звали парня, вызвался проводить Марусю. Он сказал, что служит в соседней Иордании, где находилась армия под командованием британского генерала Глабба. А в Иерусалим Эд приехал в отпуск.

— Выйдешь за меня замуж? — спросил он, подведя Марусю к школе.

Она только фыркнула.

— Дурак!

Ей было семнадцать. До конца учебы оставался еще год. Эд чуть ли не каждую неделю подъезжал на своей мотоциклетке под глухой забор Марусиного дома. Она бежала к нему через запущенный сад. Влезала на отцовский верстак, перегибалась на животе на ту сторону. Эд смотрел на нее снизу вверх восторженными глазами.

— Привет!

О том, чтобы приводить парня домой, даже речи не могло быть. Папа-гусар был крут нравом, и при одной мысли о «женихах» приходил в ярость. Слишком много вокруг было оголодавшей солдатни, слишком страшно было за единственную дочь.

Эд подластился к нему с другой стороны. Он подкинул папе денежную работу по обустройству военного лагеря в Иордании. Взяв в долю Кольку-шурина, папа уехал на заработки.

Теперь раз в неделю Эд мог официально появляться в доме: отец высылал с ним деньги и продукты, купленные в военторге. Верочка не могла нарадоваться на парня: такой добрый, такой заботливый!

Через несколько месяцев случилось непоправимое: у папы отказало сердце. После похорон Колька подошел к Верочке и сунул ей несколько смятых бумажек:

— Это доля твоего мужа.

Она пересчитала деньги.

— Но это же копейки! Вы договаривались делить все пополам!

— Ничего мы не договаривались! Кто сколько наработал, тот столько и получил. И вот еще что: Анюта сказала мне, что вы каждый день мясо едите — так это нехорошо. Ты, Верочка, теперь вдова, тебе экономить нужно.

Узнав о случившемся, Анюта погнала Кольку со двора.

— Я тебя растила, нехристя! Глаза твои бесстыжие! Вон! Вон! — И высыпала ему на голову содержимое третьего кармана.

Верочке пришлось идти на службу. Она получила место сестры милосердия в лагере для палестинских беженцев под Иерихоном. Жили в румынском монастыре: монашки сжалились над вдовой и дали ей комнату. Эд, как и прежде, приезжал каждую неделю — и всегда с деньгами. У него было большое жалование, которое не на кого было тратить, и он отдавал почти весь заработок Верочке.

Однажды, уже прощаясь, Эд вызвал ее в сад.

— Мама, отдайте за меня Марусю. Мы любим друг друга.

Ничего толком не ответив, Верочка всю ночь проплакала. Лучшего жениха для дочки и сыскать было нельзя, но Маруся была православной, а Эд — католик. Церковь бы не простила Верочке этого брака. А Церковь была для нее всем.

Утром Маруся собирала на стол, не смея взглянуть на мать.

— Вы что, уже чего-то натворили?! — грозно спросила та.

— Нет!

— Отвечай правду! Божья Матерь глядит на тебя! Если соврешь — грех тебе!