Письма (выпуски 1-8) - страница 404
Все эти недоумения незначительны.
Я жду оппонентов посерьезнее. Установление порядка сказания - дело великое. Но таким видят его только те, которые сами серьезно тем занимались. Верхогляды же ничего тут не могут дельного сказать. Покойный Гречулевич мог бы это сделать.
Спасайтесь!
Ваш богомолец Еп. Феофан. 16 февраля 1886 г.
1175. Кого должна интересовать Евангельская История. Еще об обличении Льва Толстого. Дрянная критика
Милость Божия буди с вами!
Добрейший мой Н-лай В-вич!
Благодарствую за ваши речи о "Евангельской Истории", и свои и слышанные. Эта книга не может интересовать тех, у которых не рождалась потребность видеть в порядке изложенными Евангельские сказания. А у кого были уже эти вопросы, и особенно, кто хоть немножко ломал над этим голову, тот не дивно, что скажет спасибо.
В настоящее время меня занимает вопрос, писать ли против Толстого. Пишут уж, стало можно не писать. Но пишут очень протяжно, и дело походит на басню Крылова: "Кот и повар". Мне и приходит в голову: выбрать измышления Толстого - все, и потом против них поставить исповедание веры св. Церкви, и пустить в ход. Это будет краткое обозрение вражеского стана и православного воинства. В предостережение, а то зло потихоньку распространяется, а оклика: берегись, не слышно.
Вся беда за леностью. Так она меня обуяла, что и пальцем пошевельнуться нет охоты.
Пошли Господи ретивых деятелей!
Будьте здоровы и веселы!
Ваш богомолец Еп. Феофан.
P.S. Мне доставили наконец, критику догматики преосв. Макария - изделия Толстого. Дрянь дрянью. А поди, небойсь, читают присмакуючи.
30 марта - 3 апреля 1886 г.
1176. Угорелый рецензент Евангельской Истории. О 3-м томе Добротолюбия. О невидимой брани и другой подобной переводимой святителем книге
Милость Божия буди с вами!
На "Евангельскую Историю" кто-то рецензию напечатал в Чтениях моск. общ. люб. дух. просв. Я и не заметил. Уж Варшавский сказал. Я и прочитал. Все собираюсь ухватить рецензента за волосы и об земь.
Накричал, как угорелый - все перепутал, и не разберешь, чего он хочет. Сказать же надо что-нибудь. Ибо если сей писака, - и общество слушавшее за ним не поняли дела, то немало, думаю, найдется и повсюду - кривоглазых кривотолков. Хотел спросить Нечаева, кто писал. Но подумалось: не он ли? - и отложил. Соберусь напишу, но в самом мирном духе.
Корпаю 3 т. Доброт. - Скоро, кажется, кончу. Я было хотел особою книгою св. Максима исповедника выпустить, но раздумал. Его-то и перевожу. В Добротолюбии - из него - 4 сотни о любви, 2 сот. о Богословии, - 5 сот о добродет. и пороках, и толкование молитвы Господней, - 1100 изречений или глав. Есть премудрые. Но есть непонятные. Тут поневоле поднимаешься на хитрости. - Как кончу его, так и томик составится, опять толстенький.
Едва ли доведу до конца Добротолюбие. Глаз хиреет. Заметно. Но все еще ложки мимо рта не проношу.
Над "Невидимою бранью" - старухи знакомые расчувствовались до упаду. Есть еще у меня подобная книга. И начата переводом. Но разленился и бросил.
Следовало бы старинный метод врачевания сей болести употребить. Но благодаря прогрессу, и докторов таких не найдешь. Острастки нет: вот и лежи, лениве!
Желаю вам всякого благополучия и телесного и душевного, и временного и вечного. Спасайтесь!
Ваш богомолец Еп. Феофан. 30 октября 1886 г.
1177. Намерение воспользоваться врачебною помощью бар. Вревского
Милость Божия буди с вами!
Добрейший Н-лай В-вич!
Опять беспокою вас, и дело первой важности.
Глаз мой и второй видимо слабеет. Потому хватаюсь за все, конечно, не лекарское в обыкнов. смысле: ибо сии уж отказались в лице одного из своей среды. Но у вас там появился доктор, из ряда вон выходящий, не аллопат, не гомеопат, а особый, своего собственного рода доктор.
И туз - по званию - именно - барон Вревский.
Что? - испугались?!!
А вот еще. Он начал практику только год, и клиентов у него 15 т.
Ну, что? Зарябило в глазах?!! Сии вести не сорока на хвосте принесла, а вырезка из газеты (кажется, "Новое Время", 29 октября №3,832), присланная мне из Тамбова моими доброхотами, с предложением, не угодно ли? - Получив сие, я рванулся было отнестись к нему, - авось-де и поможет. - Но сначала задумался от того, что адреса нет ни в вырезке, ни в письме, в коем прислана она, а потом и от того, полно, правда ли? - Вот я и нашелся в необходимости обратиться к вам за сведениями непечатными, в самом деле, барон Вревский так благодетельствует страждущему человечеству. Пожалуйста, разузнайте и скажите, можно ли и мне полечиться у него. Болезнь моя не болезнь, - а так - налипает белая материя на хрусталик, и не дает проходить лучам внутрь глаза, и тем пресекает зрение. В глазе никаких нет повреждений, ни боли. Лекарств на это нет - обычных. Операция если, но страшно. Мой катаракт не допускает и операции. Следовательно - слепота, и она уж через прясло глядит. Я и бросаюсь ко всякому, и к Вревскому готов броситься.
Если б вам можно было забежать к нему, и спросить, - и даже убедить его взяться вылечить мои глаза. Если б он сказал, что надо видеть, доложите, что болезнь этого не требует. Только одно слово скажите: катаракта, и этим все сказано. Следовательно, он может взяться лечить и не смотревши.
Если он поставит условием видеть, то устрашите его, что этого мне никоим образом нельзя исполнить, придется слепнуть, - и виновником слепоты будет он.
Как бы мне хотелось, чтоб он взялся вылечить, и вылечил!
