Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - страница 203

Подошли и сняли вдруг покрывала с глаз.
Видят что-то вечное, что-то неразлучное
И года минувшие – как единый час.

16 января 1900

Дракон

Зигфриду


Из-за кругов небес незримых
Дракон явил свое чело,—
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.


Ужель не смолкнут ликованья
И миру вечному хвала,
Беспечный смех и восклицанья:
«Жизнь хороша, и нет в ней зла!»


Наследник меченосной рати!
Ты верен знамени креста,
Христов огонь в твоем булате,
И речь грозящая свята.


Полно любовью божье лоно,
Оно зовет нас всех равно...
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч – одно.

24 июня 1900

Вновь белые колокольчики


В грозные, знойные
Летние дни —
Белые, стройные
Те же они.


Призраки вешние
Пусть сожжены,—
Здесь вы нездешние,
Верные сны.


Зло пережитое
Тонет в крови,—
Всходит омытое
Солнце любви.


Замыслы смелые
В сердце больном,—
Ангелы белые
Встали кругом.


Стройно-воздушные
Те же они —
В тяжкие, душные,
Грозные дни.

8 июля 1900

Мудрый осенью
Элегия, с персидского


Не говори: зачем цветы увяли?
Зачем так в небе серо и темно?
Зачем глядит, исполненный печали,
Поблекший сад к нам в тусклое окно?


Не говори: зачем в долине грязно?
Зачем так скользко под крутой горой?
Зачем гудит и воет неотвязно
Холодный ветер позднею порой?


Не говори: зачем под лад природы
Твоя подруга злится и ворчит?
Слова бесплодны: мудрый в час невзгоды
Пьет с ромом чай и с важностью молчит.

Июнь 1879

Таинственный гость


Поздно ночью раненый
Он вернулся и
Семь кусков баранины
Скушал до зари.


На рассвете тяжкую
Рану он обмыл,
Медленно фуражкою
Голову покрыл,


Выйдя осмотрительно,
Он в кибитку влез
И затем стремительно
Вместе с ней исчез.

<Конец 1870-х – начало 1880-х годов>

Читательница и анютины глазки


Она ходила вдоль по саду
Среди пионов и лилей
Уму и сердцу на усладу
Иль напоказ всего скорей.
Она в руках держала книжку
И перевертывала лист,
На шее ж грязную манишку
Имела. Мрачный нигилист,
Сидевший тут же на скамейке
И возмущенный всем, что зрел,
Сказал садовнику: «Полей-ка
Анютин глаз, чтоб он созрел».

<Конец 1870 х – начало 1880-х годов>

Эпиграммы

1


Благонамеренный
И грустный анекдот!
Какие мерины
Пасут теперь народ!

2


Протяженно-сложенное слово
И гнусливо-казенный укор
Заменили тюрьму и оковы,
Дыбу, сруб и кровавый топор.


Но с приятным различьем в манере
Сила та же и тот же успех,
И в сугубой свершается мере
Наказанье за двойственный грех.

Январь 1885

Пророк будущего


Угнетаемый насилием
Черни дикой и тупой,
Он питался сухожилием
И яичной скорлупой.


Из кулей рогожных мантию
Он себе соорудил
И всецело в некромантию
Ум и сердце погрузил.


Со стихиями надзвездными
Он в сношение вступал,
Проводил он дни над безднами
И в болотах ночевал.


А когда порой в селение
Он задумчиво входил,
Всех собак в недоумение
Образ дивный приводил.


Но, органами правительства
Быв без вида обретен,
Тотчас он на место жительства
По этапу водворен.

<1886>

Видение
Сочинено в состоянии натурального гипноза


По небу полуночи лодка плывет,
А в лодке младенец кричит и зовет.
Младенец, младенец, куда ты плывешь?
О чем ты тоскуешь? Кого ты зовешь?
Напрасно, напрасно! Никто не придет...
А лодка, качаясь, всё дальше плывет,
И звезды мигают, и месяц большой
С улыбкою странной бежит за ладьей...
А тучи в лохмотьях томятся кругом...
Боюсь я, не кончится это добром!

<1886>

Таинственный пономарь
Баллада


Двенадцать лет граф Адальберт фон Крани
Вестей не шлет;
Быть может, труп его на поле брани
Уже гниет?..
Графиня Юлия тоскует в божьем храме,
Как тень бледна;
Но вдруг взглянула грустными очами —
И смущена.
Кругом весь храм в лучах зари пылает,
Блестит алтарь;
Священник тихо мессу совершает,
С ним пономарь.
Графини взгляд весьма обеспокоен
Пономарем:
Он так хорош, и стан его так строен
Под стихарем...
Обедня кончена, и панихида спета;
Они – вдвоем,
И их уносит графская карета
К графине в дом.
Вошли. Он мрачен, не промолвит слова.
К нему она:
«Скажи, зачем ты так глядишь сурово?
Я смущена...
Я женщина без разума и воли,
А враг силен...