Моменты счастья - страница 80

С мысленным «и-эх» нажимаю «позвонить». Пять минут женщина будет растеряна, потом бросит трубку, конечно. Но у меня останутся воспоминания до самого Альцгеймера. Она очень красива. Выгнала живого миллионера, настолько хороша. А известному композитору чуть нос не отрубила дверью. И розы его вышвырнула в окно. У нее удивительное «Алле». Год жизни за такое. Быстро-быстро поясняю, кто я такой и если делать нечего, то пойдем поужинаем, говорю. Например, завтра. Просто так.

– Нет, – отвечает она. – Пойдем сегодня. Чего тянуть-то.

Видимо, хотела пошутить. Так и начался самый мой счастливый день. И длится уже двенадцать лет, наших, совместных.

Извините, что длинно, нет времени писать коротко.

567

Август 2002 года. Я у Черного моря, мы на дискотеке на пирсе. Никого не знаю, все друзья куда-то потерялись. И вдруг начинается пресильный дождь! Места под крышей на пирсе мало, и я в числе других незнакомых бегу и прячусь под навес. Темно, не видно, кто с тобой рядом, все молчат. Один высокий мужчина стоит, пригнув голову, говорит: «Как в трамвае». Все смеются и расслабляются, кто-то предлагает вино, находятся знакомые… И я стою, смеюсь со всеми, шучу и чувствую себя счастливой.

568

7 ноября 1986 года. Ленинград. Мне пятнадцать лет. Летом мы месяц работали в колхозе и заработали на осеннюю поездку в этот город. Зная, что 7 ноября будет салют, убегаю с несколькими друзьями на набережную. Смотрю на это потрясающее зрелище, огни на Ростральных колоннах. А на улице ребята поставили магнитофон, и из колонок несется голос Жанны Агузаровой «Мы танцуем ленинградский рок-н-ролл». Все веселятся, танцуют, и я абсолютно счастлив.

569

Август 2004 года. Я диджею в легендарной «Касабланке». Меня позвали поиграть в верхнем зале ресторана, где находится бар и столики. Основной диджей играет внизу, на танцполе. Уже за полночь. Сидящих за столиками почти нет, все толпятся у бара. Девчонки уже пританцовывают. Я ставлю одну за другой зажигательные мелодии, несмотря на то, что это не танцпол и вообще надо играть вечернюю музыку. Компания молодых людей подвинула пару столиков в сторону и уже зажигает на освободившемся пятачке. Я улыбаюсь. Люблю, когда танцуют, диджей для этого и нужен. Людей наверху становится все больше, и я добавляю звука. «Там внизу уже никого нет. Все здесь!» – кричат мне мои знакомые. Они танцуют друг с другом и поодиночке, от души вскидывая руки. За ними еще танцующие и еще кто-то пришел. Я показываю бармену знаками, что нужно приглушить свет. Столики все сдвинуты в угол, у меня тут настоящее клубное движение! Я ищу песню, перебирая пальцами пластинки, и понимаю, что я сейчас просто счастлив. Прямо сейчас. От того, что все танцуют и никто такого не ожидал. Что у меня такая работа и музыка всех нас объединяет. Взбудораженные бармены еле успевают делать коктейли. Посуды не хватает. Все поют припев известного хита и двигаются в унисон. Глаза горят. Энергия через край. Я чувствую себя спасителем человечества и от этого безумно счастлив.

570

Я служил в армии и должен был демобилизоваться. Скажу честно: в армии я был «шланг», не воевал там особо, а что-то рисовал в штабе. Под конец службы, как положено, выполнял дембельскую, «аккордную» работу. И меня за мои «заслуги» решили демобилизовать первым.

Прихожу я в строевую часть, начальник штаба подписывает приказ. А потом говорит: «Что бы тебе сделать такое приятное – ты же так много сделал для штаба, столько всего нарисовал!» Я говорю: «Да ладно, что вы, товарищ майор». А он: «Нет, давай я тебе звание присвою».

А я был закоренелым, «идейным» рядовым – от звонка до звонка проходил с чистыми погонами.

Я говорю: «Не надо мне звания». Он: «Ну, маме будет приятно». И вписывает мне в военный билет: «Младший сержант».

И вот иду я с военным билетом, зная, что сегодня ночью сяду на поезд и поеду домой. Не иду – лечу на крыльях. И тут навстречу мне идет один прапорщик. И не просто прапорщик, а самый скандальный, самый жесткий и зловредный в нашей части – такой борец за какую-то свою правду, всем в полку плешь проел.

Останавливает он меня. «Что, – говорит, – демобилизовался, Грымов?» «Так точно, товарищ прапорщик». Он: «Можно военный билет посмотреть?» Я отдаю – пожалуйста, смотрите. Прапор открывает билет и видит, что я сегодня стал младшим сержантом – без всякого приказа по части, без соблюдения процедуры. Это ж такой повод наехать на офицеров!

Он торжественно убирает мой военный билет в свой нагрудный карман и говорит: «Никуда вы не едете, товарищ военный».

Все. Я лечу в пропасть – все мое счастье обрушилось в один момент: я уже сто раз представил себе, как поеду домой, как в поезде буду сидеть, пить чай с лимоном и смотреть в окно. Или спать до упора. И тут – такое.

Я смотрю на него. Он – на меня. Довольная морда такая. А я в тот момент в таком состоянии был – не знаю даже, как описать: я тогда все что угодно мог сделать.

Но делаю я следующее (как на духу: это пришло изнутри само собой, ни о чем подобном я не думал заранее, понятное дело) – я прикладываю руку к сердцу, смотрю ему в глаза и произношу: «Товарищ прапорщик, вы такой м***к!»

Он смотрит на меня, достает военный билет и отдает мне: «Езжай». Развернулся и пошел.

Вот тут я пережил острое ощущение счастья.

Я сказал этому человеку то, что хотел высказать ему весь полк. И уехал домой.

571

Конец апреля-мая 2013 года. Я еду на белом «Форде-Мустанге» с открытым верхом по трассе номер один – красивейшему, волшебному шоссе Калифорнии, соединяющему Сан-Франциско и Лос-Анджелес. Дорога идет мимо океана. Через каждые пять километров смотровые площадки – и со всех потрясающий вид. А между площадками живописная дорога в горах. На середине трассы я сворачиваю в глубь континента – от побережья в холмы. Дорога становится более заброшенная, машин почти нет. Темнеет – уже сумерки. Я еду так час, второй. Я, мощная машина, ветер в волосах и тишина вокруг. Говорю что-то вслух и вздрагиваю от того, что не узнаю свой голос. Становится совсем темно. Желтая разметка отражается в свете фар.