Судьба-злодейка - страница 31
В общем, деньги нежданные меня, конечно, порадовали. Особенно порадовало то, что были они в долларах. То есть никакая инфляция была им не страшна. Но денег было не так чтобы очень много. То есть на квартиру, даже самую захудалую, все равно не хватало. Пришлось мне переехать к девочкам-студентам. Но там я пожила недолго. Мишель, мой добрый ангел-хранитель, придумал вот что. Сказал мне: раз на городскую квартиру денег не хватает, можно присмотреть домик в деревне. И мы с ним занялись этим вопросом. Совсем рядом с городом, да еще в хорошем, крепком поселке, дома стоили дорого. То есть для меня дорого. А здесь, вдали от цивилизации, в захудалой вымирающей деревеньке, цены вполне божеские. Мы с ним нашли этот дом. На это мне денег хватило. Вот так я и оказалась здесь. Обжилась худо-бедно. Даже печку топить научилась, а это целое искусство.
Роман хмыкнул:
– Тоже мне – искусство! Что сложного-то?
– Не скажи… Ты рассуждаешь так же, как я поначалу. То есть как городской житель. А мне пришлось учиться с нуля. Пока было тепло, я готовила на электричке. А как похолодало, я решила в первый раз растопить печку. Взяла два полешка, положила в топку, и давай их поджигать. Не горят, хоть тресни. Я целый коробок спичек извела и все газеты, что были под рукой. Ничего не выходит! Я побежала к соседям, прошу помочь. Дядя Гриша пришел, заглянул в печку – и аж присвистнул. Говорит: а чего ты два полена положила? Надо было одно. Я думала, что и правда одно надо. Оказывается, это у него юмор такой. Объяснил, что надо насовать побольше дров, да щепочек помельче, чтобы загорались быстро, и в самую середину сунуть жгут из скрученной газеты. Тогда разгорится. А мои два полешка никогда бы не загорелись от спички. Они ведь даже прогреваться не успевали. Потом он мне объяснил, как открывать-закрывать заслонку на трубе. Ее закрывают, чтобы тепло не уходило. Но пока дрова до конца не прогорят, закрывать нельзя ни в коем случае, а то угореть можно.
– Сгореть, что ли? Пожар будет?
– Нет. Отравиться угарным газом. Вот видишь, ты тоже не знаешь. А еще про камины мне рассказывал!
Роман смутился:
– Так мое дело – дизайн. А технической стороной обычно занимаются печных дел мастера.
В таких разговорах и день прошел. На ночь Марина снова дала больному травяной отвар. Потом пошла в кухню. Управившись по хозяйству, заглянула в комнату. Роман мирно спал. Она постояла тихонько, полюбовалась. Пожалела, что у него больше нет температуры, что не надо его обтирать и делать компрессы. А так хотелось еще посмотреть на полуголого Полынина, мечту всех девушек… И не просто смотреть, а даже прикасаться к божественному телу! Но что зря Бога гневить, ей и так несказанно повезло: и видела, и прикасалась, и даже разговаривали они так долго. Ведь два дня назад и представить себе не могла, что выпадет ей столько счастья!
Тихонько вздохнув, она вернулась в кухню и снова умостилась на ночь на диванчике-развалюшке. Засыпая, улыбалась, вспоминая такой счастливый день. Наверное, самый счастливый за всю жизнь.
Этой ночью они оба нормально выспались. Жар у Романа пошел на спад, уже его не беспокоил. Только сил было маловато, конечно. Поэтому он снова почти весь день лежал. Марина же, тихонько напевая, возилась на кухне: кашу варила, снова травяные настои делала.
Роман слышал, как она напевает, и тихо плыл по волнам счастья. Век бы лежать вот так: в тепле, уюте и полном покое, да слушать, как рядом тихо напевает Марина. Эх, жили же люди раньше… Ни бизнеса, ни «горящих» сроков, ни телефонных звонков раздражающих… Потом он вдруг сообразил, что в деревне жизнь была нелегкая: работы много, от зари до самого вечера. Ну, это летом. А зимой же ни в поле, ни в огород не надо. Отдыхай себе, сколько душе угодно! Была бы у него машина времени – переместился бы он в старинную деревню с патриархальным укладом. Только, разумеется, в зимнее время.
Марина снова сходила к соседям. Добрая Климентовна дала ей свежих яиц, солений, баночку козьего молока, буханку хлеба домашней выпечки. Роман порывался деньги им отдать, но Марина не согласилась. Сказала, что они обидятся. Ей и так приходится изворачиваться, чтобы как-то расплачиваться с ними за продукты.
– А чего они денег не берут?
– Так в деревне не принято. Могут задаром помочь – помогут. Нечем угостить – извините. Вообще-то у них хозяйство крепенькое. Когда дети проведать приезжают – конечно, им нагружают полные сумки. А в остальное время излишки остаются. На базар возить – смысла нет, бензин дороже выйдет. Да и далековато, а они пожилые. Так что они рады-радешеньки, что хоть я у них продукты беру. От денег отказываются, а мне же брать бесплатно неудобно! Бабушка мне говорила, что нахлебники – последние люди. Всегда надо рассчитывать на свои деньги. Так я стараюсь им городских гостинцев привезти.
– Конфет, что ли? – фыркнул Роман.
– Нет, до конфет они не больно охочи. Да и варенья своего – навалом, есть что к чаю подать. Но я потихоньку выведала их слабости. Климентовна сыр очень уважает, так я ей привожу побольше, разных сортов. А дяде Грише – пиво, а к нему – тарань, воблу, тюльку. Здесь же этого не купить, так что для них – лакомство. Вот так, стало быть, и рассчитываемся: бартером.
– Кстати, Марин, а на какие средства ты живешь? Извини, конечно, про такое вроде спрашивать не принято. Но мне просто интересно. Где можно в деревне денег заработать?
– В деревне – нигде. Но летом мы с музыкальным коллективом заработали достаточно денег, выступая по санаториям и домам отдыха, по свадьбам. Теперь я могу на эти деньги перезимовать здесь. А с наступлением тепла снова поедем «косить», «чесать». Они это так называют.
