Несломленная - страница 69
В кармане завибрировал мобильный. Сняв тонкие вязаные перчатки, достала аппарат. Лаврова.
— Привет, Саня, ты уже дома?
— Почти, скоро подхожу…
— Слушай, мне тут риелтор знакомая позвонила: на Путиловской, через дорогу от твоего дома, поняла, да, продается квартира. Двухкомнатная, небольшая, с хорошим ремонтом, встроенной кухней. Всё как ты хотела, в общем. Там пока мужик живёт, ещё не съехал, но уже на чемоданах. Одинокий мужик, кстати, и не старый — всего пятьдесят лет…
— Галь, ближе к делу, — с улыбкой перебила я.
— Вот не хочешь ты судьбу свою заново строить! Свет клином что ли на нём у тебя сошёлся…
— Галь, я сейчас трубку положу!
— Ладно, короче: отдаёт задарма совсем, уезжает куда-то в Израиль на ПМЖ к новому году, поэтому решение нужно принимать как можно скорее. Олька, ну, риелтор, попридержит для тебя квартиру, если захочешь. Ну там хатка реально загляденье! Ты когда в наследство вступаешь?
— Через пару недель.
— Ну вот, отлично! Оперативно продашь дядькину трёшку в Москве, и купишь здесь, как хотела. Ну что, договариваться с Олькой? Работа рядом, парк, и от меня недалеко, будем друг к другу на чай бегать. С коньячком, — хихикнула подруга, совсем как подросток.
— А давай! — воодушевилась я, проникнувшись Галькиным энтузиазмом. — Можно уже сегодня после восьми сходить посмотреть. Идёт?
— Идёт! Сейчас позвоню и договорюсь.
Распрощавшись, сбросила вызов. Оперативно она. Только недавно о своих планах рассказала, как она мне уже и квартиру нашла, и замуж выдала в придачу. Просто идея фикс меня кому-нибудь пристроить: «Негоже такой красотке сопли распускать! Найдём тебе мужика, и получше всяких там питерских мажоров».
Вспомнила Гальку и на душе стало теплее. Вот так бывает: в школе дружили, потом жизнь развела, а спустя столько лет снова сблизила. Немного постаревших, с ворохом проблем и жизненных неурядиц, одиноких… а в душе все равно всё те же шестнадцать. Конечно, я её за всё простила. Мы были глупыми детьми, домашними девочками, взращенными бабушками-наседками. Да и на что обижаться? На то, чтоб взболтнула она что-то там когда-то. Нет, всё давно в прошлом, а прошлое нужно отпускать. Сейчас Галька единственный человек в этом городе, с кем мне было по-настоящему комфортно.
Мысль о подвернувшейся квартире подняла настроение. Хорошо, если понравится, останется дело за малым: получить наследство от дяди Жоры. Именно дяди, не иначе. Не могла я принять мысль, что он мой родной отец, ну вот никак.
В июне ездила в Москву, чтобы уладить вопрос с наследством, Лев Дмитриевич — старый товарищ дяди Жоры и его доверенное лицо — передал мне кое-какие личные вещи дяди, отправленные посылкой из Тель-Авива: одежда, МакБук, швейцарские часы, ещё какие-то мелочи, но самым главным открытием для меня стал потрёпанный кожаный бумажник. Нет, не хрустящие купюры, а чёрно-белая фотография в потайном кармашке портмоне. На нём маленькая девочка, лет пяти: две кривые косички, насупленный взгляд, тонкие ножки в собранных на коленях колготках. Я.
Он знал. Знал, и молчал все эти годы.
Меня это и тронуло, и задело, и заставило задуматься одновременно. Каково ему было знать, что я его дочь, и при этом молчать? Делать вид, что он радушный дядя, неизменно присылающий на каждый праздник дорогие подарки: и Барби у меня первой в классе появилась, и приставка "Денди" и тетрис. Вёз из заграницы дорогие шмотки, которые я и надеть-то никуда не могла, потому что никуда дальше школы и городской библиотеки из дома не выходила… А отец… Неужели, он тоже знал… К сожалению, ответов на эти вопросы я так никогда не узнаю.
Я была благодарна дяде Жоре за наследство, и даже не знала, куда мне девать теперь столько денег. Много ли нам с Боней надо? Вкусный ужин, плед, телевизор и пара десятков личных метров. Может, я и купила бы квартиру больше, только вот зачем? Для кого? Ни мужа, ни детей. Только пыль в пустующих комнатах собирать…
Подумывала Галькиным детям помогать: школьная форма, игрушки, секции — стоит всё дорого, а где деньги ей взять? Двое сыновей от разных мужей, алиментов ни от одного ни от второго, она, бедняжка, с копейки на копейку перебивается, в магазине платят всего ничего. Институт она из-за первого мужа бросила — всё мечтал её домохозяйкой сделать — теперь вот не берут никуда без образования. Жалко мальчишек… А Галька и человек хороший, и подруга, не заслуживает она такой жизни.
Обычно я всё в себе держу, не люблю наизнанку душу выворачивать, а как с ней встретились, меня точно прорвало: и про аборт ей рассказала, и про Ноя, и про Марата… Ох, и ругалась она на него, какими только словами не называла! Женская солидарность. Да, он заслужил, понимаю, но на себя я была зла ещё больше, и мысленно называла себя похуже, чем она его.
Как можно было быть настолько непроходимой дурой? Не видеть очевидного, повестись на придуманную самой же собой сказку про любовь. А на деле не было никакой сказки, и любви тоже не было. Затмил разум его статус — как же, начальник и обратил на меня своё драгоценное внимание! Химия ещё эта, будь она неладна! По сути, нас и связывала только одна постель, ничего больше. Почему я не замечала ничего раньше? Где были мои мозги? Надо было бросить его сразу как только узнала о том, что он женат, не пришлось бы потом слушать унизительные вещи от секретарши-подстилки, не было бы этой встречи с женой… А как она на меня смотрела тогда в кафе… как на какую-то уличную девку, брезгливо, с презрением. Может, я и заслужила, конечно, в её глазах я — разрушительница семьи, хотя, по сути, я была всего лишь его жертвой, одной из… Сколько у него было нас, идиоток? Я, Светочка, Вита эта… Даже жаль немного Илону: я-то уехала, а она осталась с ним, и что-то мне подсказывает, что рождение ребёнка ничего не изменит.
