Скажи, что будешь помнить - страница 39

Я совсем не против поработать, даже наоборот. Что мне не нравится, так это требование менять внешность и становиться мишенью для сплетников. Мне смертельно надоело числиться в неудачницах. Чувствовать, что меня не принимают всерьез. Может быть, если я справлюсь с этим, родители начнут мною гордиться.

– Моя работа как политика заключается в служении людям, – продолжает папа. – В том, чтобы выслушивать моих избирателей. Самая лучшая форма правления – та, которая дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо.

– Аристотель, – говорю я, припоминая уроки отца. Он кивает, и я наконец собираюсь с силами и выпрямляюсь.

– За мной сейчас все наблюдают. В моем положении это естественно, но тебе вовсе не обязательно жить под микроскопом. Можешь отойти в сторону. Мы с мамой поймем и упрекать не станем.

Упрекать не станут. А любить будут так же? Да. А если разочаруются и не разрешат заниматься программированием? Возможно.

– Аристотель также сказал, что цена, которую добрые люди платят за безразличие к общественным делам, есть правление дурных людей. Я не хочу быть безразличной. Я готова.

Папа отпускает мамину руку и наклоняется над столом, как будто в комнате только мы вдвоем.

– Тогда как ты сформулируешь свою платформу в разговорах с людьми? Назови три пункта, и покороче.

Я тоже подаюсь вперед, потому что теперь мы говорим о деле. Папину платформу я изучала несколько дней и теперь могу беседовать со спонсорами с видом знатока.

– Добиваться повышения явки среди молодых избирателей. Найти возможность помочь расплатиться за обучение и рассчитаться по студенческому займу.

– Пункт три?

– Твоя программа «Второй шанс». Она сработала, и я хочу, чтобы программа распространилась на другие штаты и была расширена в нашем.

Папа хмурится, и у меня холодеет в груди.

– Что?

– В нескольких журналах… – Мама умолкает, тяжело вздыхает и начинает заново. – В некоторых статьях высказывается предположение, что у тебя с Хендриксом Пирсом отношения.

Рот открывается сам по себе, щеки вспыхивают. От растерянности, от смущения, от огорчения.

– Я видела его в общей сложности три раза. В парке, на пресс-конференции и здесь, дома, когда вы сами пригласили его поговорить.

– Мы знаем, – говорит мама тем снисходительным тоном, за которым обычно следует «это всего лишь дурной сон, так что отправляйся-ка баиньки». – Но и в прессе, и на телевидении есть люди, которые зациклились на тех фотографиях, где ты с ним на ярмарке.

От этой фотографии не спастись, она преследует меня повсюду. На ней мы оба улыбаемся, и, хотя втайне я просто в нее влюблена, досадно то, что многие выносят суждения о моей жизни на основании одного-единственного снимка, о котором ничего не знают.

Запускаю пальцы в волосы, и моя заплетенная наспех косичка расползается.

– Какая разница, что они думают?

Мама беспомощно пожимает плечами. Снова появляется журнал. Она пролистывает его до середины, подталкивает ко мне, и я вижу большую фотографию нас с Дриксом на ярмарке. На его красивом лице танцует немного нерешительная и чудесная улыбка, но самое лучшее – это то, как он смотрит на меня. Как будто я – некая сказочная мечта. Этот снимок я видела сотню раз, и все равно сердце кувыркается, и кровь бежит быстрее, пощипывая кожу.

Провожу пальцем по краю журнала, и, решив, что уже могу контролировать выражение лица, поднимаю голову.

– Фотка не новая.

– Нет, – соглашается папа, – не новая. Но если люди подумают, что вы вместе, из этого вырастет целая история. И она будет не о том, как Хендрикс вступил в мою программу и в течение года сменил один жизненный путь, запутанный и изломанный, на другой, гарантирующий успех. Программа работает. Пример – не только Хендрикс, но и другие молодые люди, юноши и девушки. Мы не теряем их из виду, наблюдаем за ними и удивляемся тому, как хорошо у них получается. Нам нужно, чтобы средства массовой информации рассказывали о Хендриксе.

Значит, если я заговорю о программе, то все сведется к нам, к той встрече в парке. Досадно, но смысл в этом есть.

– Следовательно, «Второго шанса» я не касаюсь, а основной упор делаю на голосовании, безумно высокой плате за обучение и студенческом кредите.

– Правильно. И не надо каждого репортера обзывать сталкером. Лучше всего вообще никого не обзывать.

– Он это заслужил.

– Заслужил, но подчищать пришлось Шону. – Папа подталкивает в мою сторону стопку папок. – Если подготовишься, сможешь говорить о моей инициативе по чистой энергии. Наш последний опрос общественного мнения показывает, что эта тема входит в тройку приоритетных для избирателей молодого возраста.

Вот так. В угледобывающем штате «чистая энергия» – тема, мягко говоря, спорная, но будущее есть будущее. Принимаю весь «облегченный» вариант ознакомительного материала, изучение которого гарантирует мне занятость на ближайшие двадцать лет.

– А еще целиком и полностью за спасение бельков.

– Как и во всех прочих информационных пакетах, которые мы давали тебе, ключевые моменты изложены на первой странице. Детали, пояснения – на последующих.

– Это еще не все, дочка, – говорит мама.

И тут я хлопаю ладонями о стол.

– О’кей, но здесь я топну ножкой. Прочитать что-то еще я просто не в состоянии. Вы уже вручили мне для заучивания многотомную энциклопедию, да еще придется поработать с теми документами, которые присылаете электронной почтой…

– Речь не об этом, – перебивает меня мама. – О Хендриксе.

И мир начинает медленно кружиться. Я как будто стою посередине дороги и вижу, как на меня со скоростью сто миль в час несется фура.