Трудные дети (СИ) - страница 239
Ритка преданно заглядывала мне в лицо, прижимала к себе картину, как любимого ребенка, и с замершим сердцем ждала моей реакции. Я сухо поблагодарила, с натянутой улыбкой картину взяла, решив при первой же возможности сжечь, как и розу недавно, и выпроводила полубезумную художницу из своего дома. Картину спрятала в глубинах большой гардеробной, лицевой стороной к стене.
Вечером перед отъездом позвонила сиделка моей бабки. Сухим и деловым тоном полюбопытствовала, смогу ли я подъехать и если да, то когда.
- А прямо сейчас, - заявила я, на расстоянии ощущая чужое недовольство.
- Уже поздно, - напомнила женщина, и тут же на заднем фоне раздался дребезжащий и вечно недовольный голос старухи, насылающий кары на голову незадачливой женщины.
Через час я уже была у нее дома, стойко не обращая внимания на неодобрение, волнами исходившее от сиделки. Кофе попросила и прошла внутрь спальни, пропитавшейся лекарствами и болезнью.
- Здравствуй-здравствуй.
- И вам не хворать.
Бабуська прищурила подслеповатые глаза, полные энергии и жизни, изучила меня с головы до ног, и увиденным осталась, мягко говоря, недовольна.
- Таких, как я, в гроб кладут. А ты еще хуже меня.
Кожа у старухи была как наждачка, болезненно-желтая, обескровленное лицо, ввалившиеся глаза и выступавшие вены дополняли картину. Я кивнула.
- Спасибо. Последнее время я просто купаюсь в комплиментах.
- Да не за что. Расскажи что-нибудь, - она властно махнула рукой, как привыкла, и с трудом устроилась на подушках. - Мне скучно.
- Вы за этим меня поздно вечером вызвонили?
- Но ты же приехала, - резонно заметила старуха. - Рассказывай.
Поведала ей о том, где была в последнее время, кого встречала. Об общих знакомых рассказала, которые, как ни странно, у нас имелись. Элеонора Авраамовна слушала с неподдельным интересом, цепкие глаза лихорадочно сверкали. Когда сиделка попробовала заикнуться о времени, старуха далеко ее послала, когда же та напомнила об ослабленном здоровье, она послала ее еще дальше.
- В отпуск уезжаю, - сказала я. - В Аргентину.
- Полезное дело, - одобрила старуха. - Хорошо там.
- Везде хорошо. Особенно при деньгах.
- Не буду спорить. Как благоверный?
- А что ему? Жив, здоров. Что ему сделается?
- Я так о своем кобеле всегда говорила. Был у меня кобель, кокер спаниэль, - ее в воспоминание ударило, что в последнее время случалось чаще обычного. - Добрейшая кобелина, глаза - корова от зависти разрыдается. Живучий, гад. Двух моих мужей пережил.
- И что?
- Что, что? Ко мне всегда гости приходили, спрашивали про мужей, а я им - нету. Соизволили умереть-с. Они - а собака твоя? Атосик как? А Атосик, говорю я, жив, здоров. Что ему, кобелю, сделается?
Я невесело рассмеялась. Сиделка за дверью громко фыркнула, показывая свое отношение к рассказу. Мы обе не обратили на нее никакого внимания.
- Рассказывай, - приказала старуха и угрожающе ткнула в меня пальцем. - И не увиливай.
Я даже отнекиваться не стала, как делала это с Ритой. Во-первых, старуха была достаточно умна и опытна, что неоднократно подтверждалось в теории и на практике. Во-вторых, она все равно скоро умрет, так что, можно сказать, унесет тайны с собой в могилу. К смерти я никогда не испытывала должного подобострастия и обходилась с ней без пиетета.
Рассказывать абсолютно все я не стремилась, это бы и не вышло. В наших отношениях с Залмаевым было много такого, чего другим никогда не понять, не принять, да и вообще знать не следует. Это было только между нами, определенные тонкости, тайны и...много чего еще личного. Но в общих чертах изобразить ситуацию все-таки получилось. "В общем" - все было достаточно прозаично.
- Он думает, что я специально все подстроила. С самого начала.
- А это не так? - мягко улыбнулась Элеонора Авраамовна.
- Нет. Я все сама сделала и именно так, как хотела и продумывала. Но не так, как думает он.
- И что теперь делать будешь?
Ей это все было интересно в той же степени, что и сюжет детектива.
- Не знаю.
- Расстраиваешь ты меня.
- От одного его слова может рухнуть вся моя жизнь. Вся. Не понятно?
- Это как раз понятно. И что? Чего он хочет?
Я практически смаковала это слово.
- Мести.
- Для обычного любовника из далекого прошлого, пусть вы и разошлись не самым лучшим образом, он старается слишком сильно. Да и ты принимаешь все близко к сердцу, что тебе вообще-то несвойственно.
Я замялась, подбирая то нужное, что сможет емко охарактеризовать наши отношения.
- У нас есть...история.
- Она есть у всех. Даже у вас с Романом.
Она закашлялась, побагровев лицом и задыхаясь. Вбежала сиделка со стаканом воды и бросилась к старухе. Пока та ее поила, вода стекала по морщинистому подбородку, выливаясь на одеяла и ночную рубашку. Напившись, старуха жестом попросила женщину выйти из комнаты и оставить нас одних.
- Саша, ты решила окончательно меня добить? Чему я тебя столько лет учила? Что замолчала? Ну?
- Я все прекрасно помню. Антон до сих пор как привязанный ходит.
- Так в чем проблема? Даже не думай пользоваться теми же средствами, что и он. Это мужские игрушки. Я учила тебя быть женщиной. Сделай так, чтобы он думать забыл про месть.
- С ним я так не хочу.
- Насколько я помню, ты никогда не принадлежала к породе женщин, относящихся к сексу с особым чувством. Ты и в этом была весьма расчетлива, впрочем, как и во всем остальным, что всегда являлось твоим несомненным плюсом, Саша. Что мешает на сей раз?
