Перерыв на жизнь - страница 77
благородный напиток вместе с кровью и остатками какой-то пищи.
— Ты, п*здец, как маленький прям, — брезгливо кривится Гера и отворачивается. — Не понравилось? Это самое лучшее
шампанское. Самое дорогое и самое вкусное. А тебе не нравится. Какой ты привередливый, — язвительно и равнодушно
говорит он. — Может, закусывать надо было?
Когда человек Гергердта разбивает пустую бутылку, насильник начинает плакать. Но Гера не слышит его воя и невнятных
оправданий, что это все ошибка, а он ничего не делал, он только смотрел. Гера слышит только звон битого стекла, который
эхом проносится по помещению.
— Впечатлительный, — усмехается мужчина и продолжает, сидя на корточках, методично бить монтировкой по холщевому
мешку, в которую была завернута пустая тара. Превратив содержимое мешка в мелкую крошку, он ссыпает все в миску.
— А теперь будем ужинать, — оскаливается Гера, берет из рук своего человека ложку и загребает битое стекло. — Будем
закусывать. Рот открывай.
***
Вот уже час Рада просто молчит. Курит и молчит. Кажется, это самое разумное решение. Валера время от времени пытается
завязать разговор, и Дружинина, по достоинству оценивая его попытки быть с ней вежливым, улыбается. Но эта натянутая
улыбка не затрагивает ее глаз. Помощник Гергердта смотрит на часы, и Рада, ловя его нервный взгляд, снова подносит
сигарету к пересохшим губам. Курить не хочется, но она затягивается. Сладкий, приятный вкус, который обычно остается на
языке после затяжки, сейчас отвратительно противен; легкие забиты дымом; в груди ощущается тугой ком. И все-таки с
сигаретой Рада чувствует себя спокойнее. Сигарета как будто помогает сохранить невозмутимо-отстраненный вид.
За время отсутствия Артёма ей так и не удалось придумать, что сказать ему. Стоит ли вообще выяснять какие-то
подробности? Или сделать вид, что ничего не произошло? Именно так и нужно сделать, кричит разум. И Рада, захватив со
стола пепельницу, нетвердыми шагами уходит из кухни. Ее слегка покачивает, но не потому, что она слишком пьяна. Нет,
лучше бы, конечно, наоборот, но голова ясная. Это все от напряжения. Она неловко садится на подобие дивана, что стоит в
гостиной. Вставляет наушники в уши и находит на телефоне радио с динамичной музыкой. Включает телевизор и бездумно
задерживает взгляд на цветном экране...
Твердой рукой Гергердт поворачивает ключ в замке и открывает дверь. Шагает за порог с осторожностью, будто не в
собственную квартиру заходит, а пробирается в чужую. Прислушивается, словно ждет взрыва или автоматной очереди, но до
слуха доносится лишь звук работающего телевизора. Медленно расстегивает куртку, жестом отправляя Иванова прочь. Ему
нужна Рада. Видеть ее.
Когда его высокая фигура вырастает около дивана, Дружинина вздрагивает, дергает проводки наушников и переводит на
него взгляд. Сама не шевелится, сидит в скованной позе, вцепившись в края дивана и чуть ссутулившись. А глаза ясные,
живые, в них ни капли хмеля, ни тени безумия. Они ждут, глаза. Рада ждет. Его реакции, первых слов. Самые важные —
первые слова, то, что он скажет, как начнет разговор. А Гера молча поворачивается и уходит. Его безразличие срывает
клапан на сосуде, в который она с таким трудом упрятала свои бушующие эмоции. Не в силах в одиночку справиться с этим
всплеском, Рада бросается за Гергердтом.
— Ты мне все время говорил, что у тебя дела... — с придыханием начинает она.
Артём поднимает тяжелый взгляд, впрочем, не собираясь отвечать на эти взрывные реплики. Стягивает куртку с
несвойственной ему напряженной медлительностью. Обходит большой стол и кажется ему, что если Рада остановится чуть
ближе, то услышит, как скрипят его зубы, и грохочет сердце. Почувствует, как горит его тело. Он держится в стороне,
стараясь не подходить к ней, чтобы не прочитала она в его глазах, не узнала, что делал он этой ночью с тем уродом. Гера
уходит от нее, чтобы смыть с себя запах крови, которым весь как будто пропитался.
— Это такие у тебя «дела», да?! Мозги из кого-то вышибать?! — срывая горло, кричит вслед.
Чего угодно ждала. Что успокоить попытается или, может быть, наорет, но точно не того, что равнодушно повернется к ней
спиной. Не вот так — спиной!
Лучше бы орал, только не такое убийственно холодное безразличие…
Гергердт срывает с себя одежду и встает под горячую воду, не чувствуя температуры.
Последние несколько часов его пожирал страх за Раду. Не представляет, что бы с ней стало, узнай она своего насильника.
Ужасно и разрушительно было осознание, что по его вине у нее случился очередной флешбэк. По его вине она снова
посмотрела в лицо своему страху! По его вине у нее снова пустые и бездумные глаза! Но не узнала она, слава богу, не
поняла, что произошло… Пусть лучше его считает конченным подонком, только не вспоминает того урода. Она не должна
была его видеть. Не должна! Но по закону подлости или мистическому совпадению случилось то, что случилось. Виновники
несостыковки, которая привела к такому исходу, уже наказаны. В ушах до сих пор звучат слова того ублюдка. Гера теперь
знает подробности, которых Рада не помнит. И упаси ее боже, или кто-нибудь еще, чтобы она вспомнила! Он теперь знает:
они думали, что она умерла. Они выбросили ее на окраине города — умирать!
Отяжелевшими руками Артём умывает лицо. Веки горят, в глазах будто песок насыпан. Мозг вот-вот взорвется и оплывет по
